– И все-таки, каков этот самый Нью-Йорк? – снова спросил Висенте.

Гонсало поведал ему о нескольких книжных магазинах, о ярко-оранжевой листве тупело[62] в Центральном парке, о причудливой библиотеке, которую он создал, собирая каждое воскресенье брошенные книжки на тротуарах Бруклина. О своих попытках научиться кататься на коньках в Брайант-парке, о жужжании отопительных радиаторов зимой, о виде на Вашингтон-сквер из окон библиотеки Бобста, о вечных летних битвах с водяными клопами. О том, как он потратил около пяти часов на поиски бутылок с сокровищами на свалке в Заливе Мертвой Лошади. О своей одержимости рисунками Гойи, выставленными в Коллекции Фрика. О неизбывном страхе, который он испытывал от вида скачущих белок. О редкостных тихих днях, когда в городе не слышно даже сирен пожарных машин. О ленивых закатах, которые можно наблюдать из Ист-Ривер парка. О мороженом в кафе Моргенштерна, о своей поездке в Амхерст. О письмах, что оставляют на могиле Эмили Дикинсон – за их чтением он провел добрых полдня. Однако Висенте, впитывая эти случайные сцены, представлял себе не Гонсало, гуляющего по Нью-Йорку, а Прю. И тут его осенило: да ведь Гонсало и Прю познакомились – наверное, тот встретил ее в Нью-Йорке, причем совсем недавно; вполне возможно, она брала у него интервью. Висенте взволнованно вообразил, что они подружились и даже разок переспали. Ну а следом явилась сцена, вызвавшая панику и злость: Прю – сверху, Гонсало – снизу, оба очень серьезные и сосредоточенные.

– Ты знаком с Прю?

– Нет.

– Я серьезно, говори правду, – потребовал Висенте, – тебе знакома Прю?

– Да нет же, говорю тебе. Не веришь? Почему?

Гонсало заметил, что Висенте раздражен, но не понял, в чем причина. Висенте ускорил шаг, и на секунду у Гонсало возникло ощущение, что за ним невозможно угнаться, и парень вот-вот исчезнет вдали.

– Моя мама переспала с моим отцом, – вдруг обронил Висенте.

Фраза прозвучала смешно и неуклюже, произнести такое мог бы разве что… Висенте понял, что сморозил глупость, однако ему все так же хотелось причинить боль или, по меньшей мере, шокировать Гонсало. Поэтому он и завершил рассказ о дне, когда должен был находиться в Лас-Крусесе, тем, как в последний раз увидел Прю садящейся в машину Рокотто. Потом упомянул про свой обратный путь по обочине шоссе в Эль-Табито – и умолк совсем ненадолго, словно решая, продолжать ли, а потом поведал о бесполезных летних днях под жалким февральским солнцем на побережье и о внезапном решении вернуться в Сантьяго, где он и застукал своих голых родителей совокупляющимися. Гонсало поначалу не мог в это поверить и даже испытал запоздалую ревность. Он спросил Висенте, что тот почувствовал, увидев такое, но парень промолчал, ибо считал любой ответ в какой-то мере предательством.