— Прокололи меня, Чингиз, подкосили, — проговорил Саенков. — Каким был я орлом, помнишь? — И в ответ на утвердительный кивок Чингиза добавил: — Под танк меня бросили бабы… Три раза я переженивался, на четвертый прокололся. Раскусил ее, да поздно. Обокрала меня начисто. И еще с дружками своими все мои сбережения выбили. Ничего укрыть не удалось — полная информация под ее контролем была… Старость — это бочка с тухлой водой. А я решил туда запустить живую рыбку. Ей было тридцать лет, Чингиз. А тебе сколько?
— Мне пока меньше.
— Вот-вот… Ее дружки выбили мне зубы. Привязали к батарее в каком-то подвале и обливали водой, как генерала Карбышева. Пока не вытянули все деньги, думал, вообще прикончат… Может, я еще поднимусь, только уже не на ноги, на карачки. А пока вот подрабатываю чем Бог пошлет.
— Ну, хоть пенсия-то есть? — Чингизу было жаль старика Саенкова.
— Пенсия? Откуда? Сколько нам, медикам, платили тогда? Да и работал я всего ничего… Верно говорят: если бы молодость знала, а старость могла… Ладно, пошли. Хочу еще по второму кругу прокрутить динамо с пивом. — Саенков отбросил «беломорину», подобрал ручку торбы. — Ну, а ты как? Вижу, в порядке.
— Помните, мы с вами сидели в КПЗ, в ментовке, что в переулке Крылова?
— Когда? Я столько за свою жизнь проинспектировал ментовок.
— Было дело. Года полтора назад, два. С вашей легкой руки все и началось. Вы посоветовали обратить внимание на брокерскую деятельность. Вот я и раскрутился.
— Ишь ты, — уважительно отреагировал Саенков. — Взял бы и меня в дело, раз я тебе явился такой Кассандрой.
— У меня уже толкаются в отделе два деда. Но кто знает, может, и понадобится подкрепление, — Чингиз засмеялся. — Стариков брать на работу выгодно: за место боятся, денег особых не требуют, а добросовестности больше…
— Вижу, ты стал совсем эксплуататором, — вставил Саенков. — Так что имей меня в виду. — Он резко остановился и хлопнул себя по бедру тощей рукой. — Вспомнил! Ей-Богу, вспомнил, будто было вчера. Предлагал я тебе еще политическую партию организовать, фарцовщиков, — Саенков захохотал сиплым болезненным смехом. — Партию фарцы! Я — председатель, ты — генсек! Помнишь?
И Чингиз засмеялся:
— Политика не для меня. Хватит! Уже был бит раз, в Москве.
— А напрасно, — заметил Саенков. — Политика — самый крутой бизнес. Всегда так было — грязный, но крутой и не рисковый, потому как за спиной система. Может, мне создать партию обворованных мужей, а? Тоже ничего, контингент гарантирован. Я — председатель, а ты… Кстати, ты женат?
— Нет еще.
— Потяни с этим делом, — благодушно советовал Саенков. — Семья — это атавизм, это ячейка несвободы, это первый тюремный университет.