Опустив голову, еще какое-то время посидел так, с закрытыми глазами. А потом вновь посмотрел на того великого кудесника и вдруг увидел в нем что-то такое неожиданное, странное. Почему-то показалось Андрею, что он, тот земляк-чудодей, лишь притворился на одно мгновение вот таким оглушенным да испуганным, чтобы передразнить его, Андрея, посмеяться над его страхами и малодушием.

Причудливый этот поворот в чувствах и мыслях облегчения не принес, но было в этом все же и что-то смешное. А если так… Если в силах человек воспринять смешное, значит, не все еще потеряно.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Коли потяг у даль загуркоче!..[22]

…Ничто на свете не повторяется. В одну и ту же воду дважды не войдешь, сказал древний философ. А течение времени подобно течению реки, воды его бегут, не останавливаясь ни на минуту. Он же, Андрей, с той минуты, как попал в родные края, подсознательно надеялся все-таки войти, нырнуть в прежнюю реку, встретиться лицом к лицу с давно отшумевшей юностью. И такой острой, такой возможной казалась эта надежда, что в первый миг он и в самом деле поверил, что невероятное, невозможное случилось.

Какое-то время сидел ошеломленный, воспринимая все окружающее будто сквозь сон. Смотрел на женщину широко открытыми глазами, узнавая и не узнавая, а лишь догадываясь… Смотрел и не мог произнести ни слова.

Наконец, подобно пловцу, стряхивающему с себя воду, удивленно коротко тряхнул головой и выпалил:

— Нет. Тут… без чего-нибудь крепкого не обойтись!

Понимал, что говорит невпопад, но остановиться не мог.

А она, подполковник медицинской службы, наполнила рюмки рубиновой жидкостью, и они опять молча, не чокаясь, выпили.

Потом оба, не слыша ни грохота колес, ни ритмичных толчков вагона, некоторое время остро и внимательно всматривались друг другу в лицо.

Наверное, впервые за много лет Андрей был застигнут врасплох и по-настоящему растерялся от неожиданности, не в силах сразу овладеть собой. В голове бестолково билась лишь какая-то пустая фраза: «Дважды в одну воду не войдешь… Да, дважды в одну воду не войдешь…» В самом деле, наяву все это происходит с ним или всего лишь продолжение его вчерашних воспоминаний-видений, взбудораженных нервов и ночных путаных снов?..

Еще раз встряхнул головой, неизвестно чему больше удивляясь, этому неожиданному видению или же полной атрофии его «дипломатических рефлексов», его выработавшейся за многие годы привычки — ни при каких обстоятельствах не теряться и ничему не удивляться.

А тем временем видение не исчезало, не развеивалось. И разница между тем образом, который не давал ему покоя все эти дни, в особенности же в прошлую ночь, и живой, реальной женщиной была такой разительной, что наконец он начал воспринимать реальность происходящего. Как же им теперь обращаться друг к другу — или, вернее, как ему теперь обращаться к ней — «ты» или «вы»? Понимал как-то словно бы со стороны, подсознательно, что это не имеет никакого значения, что не это сейчас важно. И все же чувствовал, что именно от того, как они обратятся друг к другу, в данную минуту зависит «все». Хотя что означает это «все», не знал, да и не пытался понять. Он понял другое: увидев и узнав его значительно раньше, она уже успела прийти в себя от неожиданности и теперь, находясь в значительно более выгодной позиции, с едва сдерживаемым женским любопытством наблюдала за тем, как он будет вести себя в данной ситуации, и в помыслах не имея хотя бы словом помочь ему.