Поднял голову Солнце. Оно горело, искрилось, пробивалось сюда к нему сквозь листья лесопосадки. Оно было ничье, солнце. И под ним кружилась какая-то большая птица. Ни разу не видел такой. Птица пересекала солнце, парила, наверно, высматривая что-то внизу, словно зависнув на одном месте, но вскоре медленно, попав в восходящий поток и взмахнув один-другой раз гигантскими крыльями, опять пересекла диск и резко отдалилась прочь.

Боль в животе стала утихать. Он отвлекся и, прищурив заплывшие глаза, смотрел на эту волшебную птицу, смотрел так же, как и в детстве на последнем сеансе в маленьком кинотеатрике, в последнем ряду, смотрел, приоткрыв рот, с трясущимся подбородком сказку «Про Ивана-дурака», который оказывался не таким уж и дураком, если полцарства огребал в финале и принцессу в жены… А сам-то — дурак дураком! Дуракам счастье…

И тут боль внезапно вернулась. Ударила наотмашь, с силой, с размаху. Он даже увидел счастливое лицо этой боли, щербатую ее харю увидел: на, получай!

Задохнулся, всхрапнул, повалился лицом в мокрые листья, мимо брезента. Затих. Вспомнил, как выскочил на эту пасеку и как в детстве, когда воровал спрятанные мамой конфеты, захотелось, подкосило желание: хочу меду, много меду! С голодухи жрал вместе с деткой, с воском, никогда не имея дела с пчелами, разворотил улей, бросал рамки налево и направо, как медведь, и убегал потом сюда, зарывался в листья, хлопая себя по бокам, по ногам, потому что пчелы влезали в штаны, лезли снизу по ногам, жужжали и кусали, кусали… Поел медку.

Наказание, возмездие за то, что в детстве был сладкоежкой, наизусть знал и до сих пор помнил все сорта конфет, цены и где они прятались. Обыкновенные «подушечки», «горошек» мать прятала всегда за банками с мукой и фасолью, в ничем не примечательном пакетике. «Раковую шейку» найти было сложнее. Здесь уже существовал азарт, подключалась смекалка. Он знал, что мать обязательно с каждой получки, а тем более к праздникам покупала. Но где все лежит? Это была их своеобразная игра, поиск «Пастилы в шоколаде», «Кис-кис», «Золотого ключика». Мать обычно стояла рядом и смеялась от души, если он не мог найти… Он и без нее искал, подолгу лазал среди старой одежды в кладовке, рылся в старой обуви, в шкафах с крупой, посудой и обязательно натыкался где-нибудь в трельяже, в самом неподходящем месте у всех на глазах. Высшим классом и в то же время недопустимым считалось найти, разыскать шоколадные конфеты, и, если он находил и съедал конфеты, на которых медведи карабкались на бревно, верблюды шли караваном за горизонт, — это был для него праздник! А уже потом воровато ел, стоя у окна, ожидая, когда она пойдет с работы, чтобы не застукала.