Игра эта у них кончилась, когда мать в очередной раз в поисках места для конфет наткнулась на тряпку, в которой лежали замызганные женские часики, пара колец с вывороченными камнями и порнографические карты. С той самой секунды игра прекратилась и детство отлетело в небытие. Навсегда. Это уже потом, той июльской ночью, под звездами величиной с кулак, с дружками на перекрестке разбили фонарь, выдавили в темноте фанерную стенку киоска и взяли-то… Вино, шоколад, какие-то заколки для девчат. Но убегали потом, как в кино, врали на суде, выгораживая друг друга… И родители плакали, девочки плакали. Навзрыд. Они понимали, девочки, что рушились не только судьбы мальчиков, но и их судьбы, девочек. Да так, собственно, оно и получилось. Групповое ограбление.

Давно это было. И было ли? Все после в той жизни было нереальным, на другой стороне реки. В реальной — зона, нары, работа. После работы машина с сеткой со всех сторон — зона, столовая, нары. Садился, выходил, опять садился… Но всегда помнил, что у него есть мама, которая живет где-то далеко-далеко. А если есть мама — есть память, все связанное с тем, что было до… До того, как он побежал. А если есть память — есть человек. Но она этой зимой взяла и умерла, и ниточка оборвалась. И он побежал. Зачем? Ведь осталось-то всего ничего. Был бы «химиком», завел бы семью… Сломался. Не сдюжил. Дешевка.

Боль в животе прошла. Сел, опять прислушиваясь к странному гулу. Ни на что не похожему гулу, особенному, до этого не слышанному никогда. Сидел, поводя головой, ничего не понимая. Смотрел на улетевшую далеко птицу и только спустя время понял: таким странным, однообразным, сверлящим звуком гудят пчелы. И тут сразу же увидел, что над ним проходит пчелиная дорога, по которой они густо, пунктирами шныряют взад-вперед, перелетая на другую сторону железной дороги. Он тупо застыл опухшим лицом вверх, к светлеющим небесам, к встающему солнцу. Вконец запутавшийся человек со сломанной ногой, искусанным тщедушным телом, грязно-свербящим, вонючим телом, с душой, избитой в кровь, вдребезги разбитой жизнью… Человек — венец природы — ожидал своего продолжительного, затяжного конца.

Пчелы пролетали над ним, не обращая на него никакого внимания, замечали его в лесопосадке, брали за ориентир, не больше, потому что у них с утра, как только встало солнце и закончился дождь, начинался последний за это лето взяток. Мед, который они спешили принести к себе в ульи, останется с ними и пойдет в зиму. Важный, самый важный мед. Корм для детки, из которой вырастет будущее поколение пчел. Они тщательно, грамм за граммом в каждой пчелке, складывали мед, пыльцу в ячейки, складывали, запечатывали тонкой пленочкой воска и летели опять на добычу, над ним, скрючившимся в лесопосадке, летели на другую сторону железной дороги, туда, где цветущий подсолнух стал выделять нектар. Работали, не забывая оставить у летков на рамках в улье возле матки часовых.