— Живица? — переспросил Драгомиров.

— Она и живица, она и пивица. Ну, давай! — Атаман чокнулся с Чингизом. Сначала вы, ваше благородие, потом я.

«Опьянею так опьянею», — подумал Чингиз и выпил все до дна.

— Джигит! — восхитился Курагин, опрокинул свой стакан и протянул его Драгомирову;

— Понюхай!

Дурманный горький запах ударил Александру Николаевичу в ноздри, защекотал горло.

— Ну как? — Глаза Курагина хищно поблескивали даже в полусвете.

— Мм-да-а! — протянул Драгомиров. — Мне все-таки моего спиртику налейте.

— Ладно! И тебе — до края и я себе налью полную. Своей.

И уже к Чингизу:

— Ваше благородие, рыбка ждет! Она вкусная.

Чингиз приналег на вяленую, полную икры рыбину.

— Может, и вы моего спирту попробуете? — спросил Драгомиров.

— Это для белой кости. Нашему брату арак-карагай в самый раз. — Курагин поднял свой стакан. — А твой-то полный?

— Полный.

Драгомиров схитрил, опасаясь опьянеть в непривычной этой обстановке, в продымленном шалаше. Но провести Курагина ему не удалось. И в мелочах хитер был атаман и в темноте зорок. Волей-неволей пришлось наполнить стакан до краев.

— Теперь правильно. Ты меня не дурачь. — Курагин скверно выругался. — Пей до дна!

Драгомиров любил выпивать, но выпивал понемногу, со вкусом и уж во всяком случае не стаканами и не на голодный желудок. И сейчас обжигаясь, едва одолел до конца под пристальным взглядом Курагина «кубок большого орла». За ним легко опрокинул свой стакан хозяин, разорвал рыбу пополам и начал с жадностью похрустывать косточками.

— Дай-ка сюда!

Драгомиров понял, что атаману понадобился его французский флакон.