У Николая Ильича было семь или восемь детей.

Старший сын Григорий родился в Ямышеве.

Дети Николая Ильича, как и он сам, росли среди казахов, часто бывали в аулах, разговаривали по-казахски.

Григорий Николаевич уже в глубокой старости писал в своих воспоминаниях:

«В общем жители Ямышевки, в том числе и наша семья, одинаково хорошо говорили и на русском и на казахском языках. Станичные девушки и парни дома и на улице пели и русские и казахские песни, соблюдали русские обычаи, придерживались и многих казахских».

Вот такая семья и была у Николая Ильича в Пресновской, откуда он приехал погостить к своим родственникам в Островку и неожиданно встретился с Чингизом.

Обнимались крепко, смотрели друг на друга и, как водится, находили перемены — и морщинки и первые седины…

Из ворот дома вышел подросток в кадетской форме, посмотревший на Чингиза и его спутников с некоторым удивлением.

— Прошу любить и жаловать. Мой старший сын Григорий. По-казахски Кургерей.

Чингиз слегка пожал плечами. Мол, что это за казахское имя?

— Аксары Керей, Кулсары Керей… Есть же у казахов такое присловье? — улыбнулся Николай Ильич.

— Есть! — подтвердил Чингиз, довольный, что Потанин так хорошо знает казахский язык.

— Вот по этому присловью я ему и имя придумал. Что такое «кур», правда, мне неизвестно. Но если трудно называть «Кургерей», можно звать просто Гереем или Кереем.

Чингиз опять улыбнулся.

— Поздоровайся, Керей! — Николай Ильич показал сыну на Чингиза.

Кадет не растерялся, протянул руку и на чистом казахском языке произнес:

— Ассалаумагалейкум.

— Уагалайкум ассалам! — Чингиз потряс руку подростка, похлопал его по плечу. — Вырасти большим, будь счастливым.

Ревнивому Чокану с первого взгляда не очень понравился этот русский мальчик, одетый в военную форму, как торе. Единственное, что его приятно удивило, так это уменье и отца и сына чисто говорить по-казахски. Зоркие глаза Чокана сразу приметили и сходство Григория с Николаем Ильичем. Отец был рослым человеком, и сын тянулся вверх. Одинаковыми были у них темно-русые волосы. Только у отца они были гуще и вились сильнее, а у сына на лоб спускалась приглаженная челка. Сходство довершали глубоко сидящие небольшие глаза и выпуклые, по-монгольски резко очерченные скулы и такие же широкие виски, про которые казахи говорят, что они и тюбетейку натянуть мешают.

Чокан засмотрелся на Потаниных и даже растерялся, когда отец его представил: