— А это мой сын. Везу в Омск учиться. Слезай, Канаш-жан, отдай салем доброму моему тамыру.

Чокан растерялся еще и потому, что ему ни разу не случалось слышать, чтобы казахи по-мусульмански приветствовали русских людей. Сказалось и его трудно истребимое озорное упрямство. Он не сдвинулся с места и равнодушно отвернулся в сторону. Отец опять испытал чувство стыда, но, стремясь как-то загладить поведение сына, сказал не без смущения:

— Избалован он у меня. И не привык еще к русским.

— Ничего, ничего, привыкнет, — понял его Потанин. — Так как же мы решим, Чингиз Валиевич? Здесь мои родственники. Я к ним приехал с женой и ребятами. Может, погостюем? Или сразу к нам в Пресновку, в Кпытан махнем? Как лучше?

Ни на какой третий выход Потанин, конечно, не был согласен.

Чингиз рассказал ему, по возможности короче, о своих делах и почему он спешит в Омск.

— Тогда отдохнешь — и в Пресновку. — Николай Ильич был непреклонен. — Без твоей доли — сыбаги я тебя не отпущу, Чингиз Валиевич. Может статься, и в Омск вместе поедем.

Будь это во власти Андрея Бекетова, он бы задержал и Потанина и Чингиза еще хоть на неделю. Потанины и Бекетовы с давних пор находились в родстве. Еще их предки обменивались невестами. Почти половину Островки составляли Бекетовы, да и Потанины встречались на каждом шагу. Пиршество затевалось небывалое. Размашисто. Основательно. На всю станицу. Встречали Потаниных, как положено. Готовились исподволь. Сначала пять, а потом еще две бочки бражки доставили из Тюмени. Запаслись горилкой, обжигающей, как спирт, и пахнущей, — ах, как хорошо! Хранилось все это в погребе, на льду. Русские казаки Горькой линии переняли в аулах способ заготовки мяса на зиму, не брезговали кониной и умели откармливать лошадей. Зажиточные казахи бывали в гостях у станичников, а станичники охотно принимали приглашения в аулы. И в каждом русском доме, хотя бы с небольшим достатком хранились копчености на случай приезда гостя. Так и теперь в Островке, в Кокале, каждый казак только и ждал дня, чтобы пригласить бекетовского родича — Николая Ильича.

Чингиз, зная гостеприимство здешних станичников, непрочь был бы и сам задержаться в Кокале, попировать. Тем более, вместе с Потаниным. Но одно обстоятельство удерживало его: неподалеку отсюда жил Тобай, зять Есенея, женатый на старшей его сестре. Правая рука Есенея в кознях против Чингиза, он помог лишить его султанской власти в Кусмурунском округе. Потомки Ирсая, казахи, жившие в Кокале, дружили с Шабаком, а Шабак был одним из преданных Есенею людей. Как знать, джигиты Тобая могли бы наделать ему неприятностей — и сплетню придумать, и станичников натравить, и драку затеять.