Феодорит молился, ни слова не обращая к опричным. Кто-то вспомнил и объявил Басарге, что этот монах — тот самый, которого царь лет десять назад отправлял в турецкую державу, дабы вытребовать задним числом у патриархов восточных Церквей соборное благословение на царский чин для русского государя. Греки после того прислали в Москву и благословение, и книгу царского венчания, а Феодориту было жаловано из московской казны немало серебра.

Упоминание о царской щедрой милости к игумену ныне опального монастыря привело Басаргу в большое раздражение. На чуть живом келаре разодрали подрясник и лоскутами стали снимать с тулова кожу. Самого Феодорита разбойный дьяк схватил за бороду, дернул, повалив на колени.

— Ладно, старик, казну мы и так найдем. А твоего казначея отпущу живым и остальных не трону, если дашь свидетельство на Филиппа-митрополита. Подтвердишь, что Филипп предавался содомскому греху, тогда оставим твой монастырь в покое.

— Не знаю такого греха за Филиппом. А казны, которую хотите, нет в моем монастыре и не было. Серебра царского я взял немного, и то убогим роздал.

Басарга в ярости бросил игумена наземь. Келаря по его знаку прикончили. Опричные рассыпались по обители, потоптав лежащего Феодорита.

Аверкий не спешил присоединиться к ним в грабеже. Он остался один на один со стариком, кряхтевшим в дворовой грязи. Подошел, опустился рядом.

— Скажи, чернец, отчего тут все грудью встают за Филиппа? Или себя святыми мните, что даже напрасной смерти не боитесь, или его святым почитаете?

Феодорит медленно поднялся на ноги и побрел к обезображенному трупу келаря у столба. Он взял голову замученного монаха и поцеловал в лоб.

— Ответь, чернец! — разозлясь на его молчание, крикнул Палицын.

— Я чернец по своей воле, — повернулся к нему старец. — А на тебя рясу наденут против твоей воли и повезут куда не хочешь. Тогда задашь свой вопрос Филипповым костям.

Аверкий решил, что у старика помутился разум. Но напоследок обличил его:

— Зачем не разрешил келарю говорить про казну? Он же из-за тебя молчал, я видел! Из-за тебя он убит!

— Кто убил его, Бог видел и знает, — ответил Феодорит, пройдя мимо Палицына. — Приспела ему смерть, созрел для иной жизни. В послушании дух испустил... Тебе и твоим такой подвиг неведом... А казны-то нет никакой у нас.

Но чем откупиться от грабежа у старца все же нашлось. Он пошел к Басарге и говорил с ним о чем-то. Разбойный дьяк отдал опричным приказ убираться из монастыря и оставить все взятое. Разоры, правеж, иное насилие прекратились и по всей Кандалакше. На казенном подворье, где жили сборщики дани с лопской земли, загодя сбежавшие на Мурман от опричной грозы, по подсказкам Феодорита в самом дальнем закуте подклета подняли напольные доски, вскрыли подземную кладовую, извлекли тяжелый окованный ларь на замке. Что в том ларе, Басарга Федорович не показал никому.