Как-то Аверкий отправился на монастырском карбасе к торговым пристаням в Трифоновом заливе. Надо было посмотреть товары, которые везли сюда иноземные купцы. А везли много всего: сукна, цветное полотно, дорогие ткани, соль, немецкие и гишпанские вина, мальвазию, ножи и шпаги, самопалы, листовую медь, свинец и олово, столовую серебряную утварь, драгоценные металлы и каменья, шафран, сладости, лечебные снадобья.

Палицын сторговал себе брабантскую шпагу, при помощи которой иноземец выхвалял перед русским купцом свой оружейный товар. Перебирал стилеты, тесаки, длинные ножи для охоты. Отведал рейнских вин из бочек. Равнодушно трогал свертки сукон, атласа и бархата. Следил, как разгружают с голландского корабля тюки, а рядом катят по сходням на такое же судно монастырские бочки с рыбой.

Странным было среди этой чуждой суеты, иноземной речи и незнакомого люда ловить на себе чей-то пристальный неприязненный взгляд. Аверкий внезапно оборачивался, искал, но определить того, кто прожигал в нем дырку, не мог.

Затем внимание его повлеклось к причальным мосткам, у которых прямо на траве были выставлены в ряд разномерные колокола, свалены грудой медные решетки-ограждения, серебряные чаши, венчики, кадильницы, бронзовые светильники, странные одеяния из богатых тканей. Все это снесено было на берег с датского корабля. Заморский торговец с важной миной на лице расписывал добротность товара печенгскому монаху, который приценивался к колоколам, а на остальное смотрел со снисходительной жалостью. С корабля продолжали что-то сгружать. Два матроса, спустившись по сходням, поставили позади колоколов нечто, завернутое в полотнище. Когда сняли покров, Аверкий невольно вытаращился. Это был деревянный раскрашенный истукан в облике кудлатого человека со сложенными на груди ладонями. Следом поставили еще один, оказавшийся розовощекой девицей. У обоих на головах были позолоченные венцы.

— Откуда болваны? — Палицын подошел к монаху.

— Известно откудова, — охотно принялся тот объяснять. — Опять латынской монастырь у себя обчистили. Люторова ересь монашества не жалует, вот и лютуют над папистами. Каждое лето один-два корабля приходят с этаким добром. Ушлые они, люторы. Что для самих хлам, то, думают, сгодится православным. Уж объясняю этому купчине: не надобны нам облачения латынских попов. А ему что в лоб, что по лбу — бери, говорит, недорого продам. А болваны — то латынские святые. Икон-то у них нет, а истуканы боле для украшенья, чем для молитвы. Колоколы вот покупаем. Колоколы жалко, звон у них малиновый, сладостный. Нам-то в монастырь не нужно, полна звонница. На Русь отправляем.