Помалу к погибшему монастырю стягивались лопари и поморы из дальних погостов, куда воевода рассылал казаков для дозора и оповещения. Еще в двух местах каянские разбойники вырезали людей — мужиков, баб, отроков. На Паз-реке, где строили и чинили монастырские корабли, и у соляных варниц в Волоковой губе. Из этих сведений стал виден путь, которым шли лиходеи: к морю на лыжах вдоль Паз-реки, оттуда на монастырских карбасах через Варяжский залив с заходом в Волоковую. Лихое предприятие, хитро задуманное и исполненное. С моря зимой никто не ждет врага. Даже если б крепость по-прежнему охранял воинский отряд, нападение все равно было б внезапным, ошеломительным.

Но каяне знали, что монастырь защищен только стенами и опасаться им нечего.

Сторожевой наряд, возвращавшийся в карбасе из Волоковой губы, снял с островка в море против обители спасшегося от резни монаха. Ослабевшего с голоду, сотрясавшегося от кашля чернеца внесли на руках в шатер воеводы. Горюя и плача, он поведал о том, как все случилось.

Каяне пришли тайно три с лишком седмицы назад. В тот день их не видел никто, кроме живших при церкви у торговых пристаней двух старцев, Ионы и Германа. Но из обители за пять верст заметили зарево пожара, побежали туда. Зрелище устрашило: зарезанные старцы в снегу, догорающая церковь, порубленные лодьи. И никого вокруг, кто мог бы совершить это злодейство. Игумен Гурий велел перенести тела старцев в монастырь и запереть наглухо ворота. В Колу к воеводе отправились на оленях двое гонцов из послушников-лопарей.

— Не было никого, — удрученно сообщил Благово. — Перехватили их, видно.

Еще седмицу о разбойниках не было ни слуху ни духу. А на восьмой день они открыли ворота и вошли в монастырь.

— Как это — открыли?! Для чего игумен не выставил сторожу?! Почему работных и послушников не вооружил?

— Сторожа на вратах стояла, — заверил спасшийся. — Закололи их сподтишка, каян впустили.

— Кто?! Изменник в монастыре был?

— Иуда был. Седмицу выжидал, чтоб сподручнее дело провернуть, с каянами неким образом сносился. А кто неведомо.

Ворвавшиеся в обитель разбойники стали крушить мечами и топорами всех, кто попадался на пути. Большая часть братии была на службе в церкви. Никто не побежал, не ослушался игумена Гурия, продолжившего молитвенное пение. Только один рванулся прочь из храма, и за ним дверь заперли изнутри на засов. Этот один в страхе бежал к крепостной башне, из нее выбрался на боевой ход. Разбойники уже ломились в храм, били топорами церковную дверь. Беглец залез на заборола стены и прыгнул в сугроб, не оглядываясь заспешил в тощий лесок, разделявший монастырь и речку Княжуху. Там просидел в снегу под сосной много часов, в ужасе прислушиваясь к крикам из обители. По голосам узнал — каянцы яростно мучили отца дьякона и игумена Гурия.