Днем Спиридон отошел к берегу, глянул сверху на мост и наструнился, привстал на цыпочки. По мокрому мосту бежала лисица. Присела, почесала за ухом, повела носом и даже как будто вверх, на мальчика посмотрела и затрусила дальше, только подмокший хвост ее вился рыжим пером среди трав.

Мальчик спустился по тропинке, вышел на мост, прошелся по нему. И тут над деревьями проступило в пелене дождливой слепое пятно солнца, и Днепр весь осеребрился, то же и мост. Мальчик сощурился. Мост-то и бысть серебряным! Запели птицы.

Сколько всего Спиридон повидал на этом пути!

…А так и не обрел дар речи. Но что это Ефрем толковал о глаголах сердца? Мальчик даже дыхание придержал, чтобы лучше услышать. Но и стука сердца не уловил. А что-то очень верное молвил Ефрем. Да, словеса в нем так и кипели ключом в груди.

Днепр тоже баил что-то.

Ответил бы, идеже студенец? Ежели в нем три реки, то якая же это велия сила? Испей той воды, и точно сам преисполнишься сил, и диво случится. Мальчику не терпелось выше взойти. Может, Ефрем что-то скрывает. Нарочно отговаривает их подниматься выше. Ревнует о студенце. Вон что замышляют Хорт с Мухояром-то. Молитвы свои по рекам пустить. Они и жить здесь останутся ради своих богов. И не ради ли этого сидит у Серебряного моста Ефрем Дымко, пустынник?

Вечером уже дождь совсем прекратился. Днепр затуманился. И кричали где-то на болотах журавли – то Ермила Луч настраивал свои гусли.

10

10

И он пел о раннем утре на Днепре, о солнце, окрасившем верхушки елей, о Ефреме-пустыннике на Серебряном мосту, сотворявшем свою раннюю молитву. И ради того надел мних ветхую свою рясу и скуфейку. И так стоял босой на мосту и молился. А потом зажег свечу из воска липовых пчел да и пустил на кораблике из коры сосновой…

Спиридон то зрел сверху, рано проснувшись. Нарочно встал, чтобы увидеть, как Ефрем творит на мосту молитву. А его учуял Белун, лежавший на краю моста, навострил уши, ударил хвостом по настилу. Ефрем глянул на Белуна сперва, потом возвел глаза и узрел мальчика, кивнул ему, поманил. Мальчик спустился по тропинке, прошел на мост мимо Белуна, остановился.

Ефрем смотрел на него. Лицо его было умыто, свежо. Глаза ясно лучились. На груди серебрился крест на веревке. Мальчик оглянулся назад. Там только стволы еловые на солнце золотились.

– Отроче, крещен ли ты? – спросил Ефрем.

Мальчик кивнул.

– А те не родичи тебе?

Мальчик отрицательно поводил головой.

– По своей ли воле с ними идешь?

Мальчик кивнул.

– Подойди, – молвил Ефрем.

И Спиридон повиновался, приблизился к Ефрему. Покосился на реку в прозрачном тумане и заметил далекий уже огонек свечи. Ефрем возложил ему на голову обе руки и проговорил молитву: «О преблаженне святителю Спиридоне! Умоли благосердие Человеколюбца Бога…»