— Держите, держите же его, молодой человек, — просил врач.

Кравчинский, напрягаясь, поддерживал друга. Его тело с выпирающими, обтянутыми кожей костями, с темноватыми прожилками вен слегка дрожало. Сергей ощутил, как это легкое дрожание передается ему. Что-то подкатывало к горлу, давило изнутри, туманило сознание. Вдруг начала подступать тошнота, и Сергей ослабел.

— Держите же! — взглянул на него врач и от удивления широко раскрыл глаза: побледневший Кравчинский едва держался на ногах. — Э-э, да вы сами... вас самого надо спасать. Опустите, опустите больного. — Вдвоем они бережно положили на постель Франжоли. — А теперь садитесь, вот здесь... Такой здоровень, и падаете в обморок. Смочите, попрошу вас, вату, — обратился он к Завадской, — вон нашатырный спирт — и дайте ему...

— Сам не пойму, как это случилось, — спустя минуту оправдывался Кравчинский.

— Это на него мой вид так подействовал, господин доктор, — глухо отозвался Франжоли.

— А вы лежите, лежите, — подошел к нему врач, — у меня к вам особый разговор. Сегодня на этом закончим, а через недельку я извещу вас и попрошу в клинику. — Он сложил инструмент, потом снял халат. — За это время больному необходимо подкрепиться, — обратился к жене. — Постарайтесь... питание, лекарства... Сейчас выпишу рецепт... Через неделю встретимся.

Он вымыл руки, написал рецепт, попрощался и направился к выходу.

— Одно и то же, — проговорила, проводив врача, Завадская. — Питание, свежий воздух... А что я могу?! — Глаза ее покраснели, наполнились слезами.

— Не надо, Женя, — попросил Андрей. — Мне уже ничего не поможет. Я знаю, это он так, для успокоения... Уже недолго. Прошу тебя, Сергей, после всего, когда дождетесь того дня... того часа, перевезите меня... мое тело... на Украину. И ты, Женя... я тебе уже говорил.

— Не торопись, Андрей, — сказал Кравчинский, — еще не известно, кому кого везти придется. Вот вам, Женя, деньги, — достал из кармана несколько ассигнаций, — покупайте все необходимое.

— Спасибо, друг, не знаю, как и благодарить тебя.

— Потом, потом! Сейчас не об этом надо думать. Подлечишься, окрепнешь, тогда и сочтемся.

Прошло несколько дней — и внезапно:

— Умирает Франжоли!

Сергей вскочил, выбежал на улицу и через несколько минут был у постели больного...

— Все, Сергей... Закончилась моя Голгофа...

— Скорее за врачом! — шепнул Кравчинский Завадской.

— Послали уже... — тихо ответила она.

— Откройте окно, — сказал Сергей, обращаясь к Бардиной. Она тоже была здесь.

— Достаточно форточки, — возразила Бардина. — Он потный, может простудиться.