Они спустились на улицу Сан-Франсиско и прошли ее почти до конца. По дороге им часто попадались ватаги инсургентов, которые с винтовками за плечами бродили по городу, заглядываясь на витрины и дома. Выходили с покупками из лавок, приветливо перекликались друг с другом, нажимали на клаксоны реквизированных машин, ждали своей очереди перед фотоаппаратом на треноге, чтобы, напустив на себя свирепый вид, сняться с оружием в руках. Все было мирно, весело и празднично. Перед кондитерской «Эль Глобо» оркестр играл «маньянитас», с балконов взирали на представление женщины и дети.

«Санборнс» находился в нескольких шагах от «Жокей-клуба», на той же стороне; над входом висела изящная вывеска, а через витрины, где были выставлены разнообразные сласти, можно было заглянуть внутрь. Мартин толкнул дверь, отдернул тяжелую бархатную портьеру и, обернувшись к своим спутникам, пригласил их войти.

– Лучшее заведение в Мехико, – торжественно объявил он.

Внутри слышался гул голосов, приятно пахло какао и ванилью. Почти все столики и табуреты у стойки были заняты нарядными дамами, элегантными господами в крахмальных воротничках и галстуках. Официантки в длинных белых передниках поверх темно-синих платьев сновали по залу с подносами, где стояли корзиночки с выпечкой и ароматно дымившиеся чашки. Заведение было изысканное и не для простых.

Мартин нашел свободные места у окна и заказал три роскошных завтрака – сок со смесью нопаля и апельсина, сдобу, кофе и шоколад, – которые подали немедля. Посетители за соседними столами исподтишка рассматривали их и были явно шокированы оружием у пояса и одеждой, годной для боя и похода, но здесь неуместной, однако никто не отважился открыть рот.

– Ты был прав, инженер, – сказал Гарса. – Этот шоколад просто черт знает как хорош.

Он уже освоился и в ответ на косые взгляды отвечал своими, не менее неприязненными, отчего окружающие отводили глаза. От надвинутой на лоб техасской шляпы, которую он и не подумал снять, смуглое усатое лицо, пересеченное шрамом, казалось еще жестче. Рядом с ним Макловия в своем всегдашнем наряде – широкая юбка и чистая белая блуза, застегнутая до шеи, – молча подносила чашку к губам. Косы ее были закручены на висках, и от свежевымытых волос пахло одеколоном. Время от времени она заботливо поглядывала на Гарсу.

– Тебе нравится, смуглянка моя?

Макловия кивнула. Над верхней губой у нее остался след от теплого шоколада.

– Очень.

Мартин пил свой кофе и с удовольствием смотрел на них. От обстановки, от этого заведения, от присутствия двух друзей душу наполняло почти блаженство. Быть может, слово «счастье» было бы здесь не вполне подходящим, но он чувствовал нечто очень похожее. Он пытался разобраться в своих ощущениях и неожиданно понял: он гордился ими, он был рад, что они с ним, а вернее, он с ними, что помог им провести ночь в уюте «Гиллоу» и сейчас они завтракают в «Санборнсе». Да, это были совсем особенные люди, разительно отличавшиеся от тех, кто косился на них с соседних столиков. Инсургенты, очень естественно ставшие в этом храме комфорта и хорошего вкуса тревожным, тяжким, быть может, даже грозным воплощением революции и войны. Хеновево Гарса и Макловия Анхелес знали тяготы и опасности, бывали под огнем, страдали, сражались за идею, за дело, которое считали правым. Это были люди цельные, исполненные решимости убивать и умирать без громких слов, готовые, не колеблясь и не торгуясь, платить ту цену, что запрашивали с них жизнь, риск, борьба. Быть может, не сами они выбрали себе такую судьбу, быть может, это получилось случайно, но они не уклонились от нее. Мартин был свидетелем. И как честь расценивал то, что они считали его другом и соратником. Чтобы стать достойным этой чести, подвел он итог своим размышлениям, я должен буду совершить нечто высокое.