– Как хочешь, детка.
Она достала сэндвичи с толстыми ломтями ростбифа и хреном, мои любимые, холодный картофельный салат, пивные бутылки, завернутые в мокрое полотенце. Даже стаканы взяла и по всем правилам налила в них пиво.
Я поднял свой, как в тосте, осторожно поставил его на скатерку, которую она постелила на моторном кожухе сзади – незачем оставлять следы на красном дереве Шевлина, – и спросил ее по-немецки:
– Что ты такое дала вчера Саксону?
– Что ты сказал, Хосе? Я разобрала только имя сеньора Саксона. Это немецкий, да?
– Не важно, – продолжал я опять-таки по-немецки. – Страничку из радиожурнала ты, наверно, не сохранила?
– Ты меня дразнишь, Хосе, – улыбнулась она. – Ты сказал что-то приятное?
Я перешел на английский.
– Я сказал, что убью тебя, сука, если не будешь говорить. Может, все равно убью за то, что ты сотворила с Сантьяго, но твой единственный шанс – перестать корчить из себя дуру и отвечать. Ты передала что-то утром до того, как сломала радио?
Она все еще улыбалась – не испуганно, только растерянно.
– Ладно, – сказал я по-немецки. – Пошли на корму, я припас для тебя подарочки.
Все тот же непонимающий взгляд. Я перелез через спинку сиденья, подал ей руку, и она осторожно протиснулась следом.
Я достал из тайника кривой нож, взятый у одного из убитых немцев. Спросил по-испански:
– Знаешь, что это, Мария?
Она ответила с облегчением, наконец услышав что-то понятное:
– Да, такими тростник в поле рубят.
– Это ты знаешь, зато не знаешь выражения «между нами и морем». Мне еще тогда следовало понять. Его слышала каждая кубинка, выросшая около моря. Кто ты – испанка или немка с испанскими корнями? Диалектом, кстати, ты владеешь отменно.
– Что ты такое говоришь, Хосе? Я…
– Если еще раз назовешь меня Хосе, я убью тебя раньше, чем собирался. – Я достал из рундука «магнум», наставил на нее, рявкнул: – Sprechen Sie![55]
Мария откинула голову назад, как от пощечины. Мне всё это так надоело, что я в самом деле ее ударил – довольно сильно. Она сползла на палубу, держась за щеку, и уставилась на меня. Кривой нож лежал в середине задней скамейки, чуть ближе ко мне, чем к ней.