Памятник студентам-медикам находился в самой старой части кладбища. Здесь сходилось сразу несколько линий. Восемь студентов казнили в 1871 году за осквернение могилы испанского журналиста, критиковавшего освободительное движение. Памятник представлял собой богиню правосудия, но без повязки на глазах и с весами, склоненными в одну сторону. «Под сенью правосудия», говорилось в шифровке.

Было 1:40 ночи. Я черт знает сколько времени искал этот памятник, а теперь еще предстояло найти, где спрятаться.

Поблизости стоял мавзолей, Тадж-Махал в миниатюре, высотой тридцать пять – сорок футов. Там имелись ниши; ангелы и горгульи украшали фасады и несли стражу на ступенчатой крыше – один парил на самой верхушке купола. Если влезть на крышу, можно спрятаться за мозаичным парапетом и наблюдать сверху за богиней правосудия и ведущими к ней дорожками. Правда, когда убийца или убийцы появятся, я буду в двадцати пяти футах над ними. Обстрелять их смогу, а вот преследовать… тут-то веревка и пригодится. Закреплю ее за одну из угловых статуй и секунд через десять буду внизу. Похвалив себя за предусмотрительность, я подошел к гробнице с теневой стороны и полез наверх.

Взбирался я десять минут и порвал штаны на колене, но наконец перелез через парапет. Дальше был десятифутовый уступ и стена, ведущая к куполу. Ангелы и святые высились надо мной, воздевая руки. Мраморный парапет, окаймляющий прозаическую крышу с покрытием из асфальта и гравия, насчитывал в высоту всего фута три, но за ним все же можно было спрятаться и выглядывать в декоративные щели. Если переползать вприсядку по крыше, получится полный обзор.

Я захлестнул веревку за шестифутовую статую в юго-восточном углу, занял позицию с южной стороны и стал следить за подходами к памятнику. Сотни мраморных и гранитных статуй смотрели на меня, как армия мертвецов. С севера надвигалась гроза. Луна пока светила, но молнии уже сверкали и слышался гром. Было два часа ночи.

Посмотрев на часы в 2:32, я услышал позади шорох, и в мой затылок уперлось что-то круглое и холодное.

– Не двигайтесь, сеньор Лукас, – сказал лейтенант Мальдонадо.

Молодец, Джо. Это, возможно, была последняя мысль перед тем, как Мальдонадо всадит мне в мозг пулю 44-го калибра из револьвера с рукоятью слоновой кости. Я умудрился залезть в гнездо снайпера, не проверил заднюю сторону крыши и услышал его только в последний момент из-за раскатов грома. Но он не выстрелил – чего же он ждет?

– Не двигайтесь, – повторил Мальдонадо. Щелкнул ударник «кольта», стрелок дохнул чесноком. Упираясь стволом мне в шею, он обшарил меня левой рукой, достал фонарик и «магнум», швырнул на крышу. Нож его, как видно, не волновал. Я воспринимал каждую секунду до выстрела как отсрочку смертного приговора. Надо же быть таким идиотом.