– Ты убил Марию? – Я с трудом расслышал его из-за грома. Может, он ждал как раз этого – когда гроза прямо над головой, выстрела никто не услышит.

– Ясное дело, – засмеялся я. – Зачем оставлять такую лживую сучку в живых.

Я хотел спровоцировать его на что-нибудь кроме выстрела, но он неожиданно улыбнулся опять.

– Ну и правильно. Убийца стервозная. Я всегда говорил сеньору Беккеру, что ее бензином облить надо да и поджечь. – Он снова посмотрел на часы и осклабился еще шире. – Вы арестованы, специальный агент Лукас.

– За что? – Разговор был предпочтительней пули в лоб. Дождь шел на нас над крышами Старой Гаваны черной завесой. Луна скрылась, и только молнии освещали кладбище с севера и востока. Мальдонадо свободно мог пальнуть в меня хоть из пушки.

– За убийство сеньора Эрнеста Хемингуэя. – Вот он, смертный приговор.

– А документы вам разве не нужны? – спросил я. – Разве Беккер не велел тебе получить немецкие документы? – Его палец уже до половины отвел спуск назад.

– Они у Хемингуэя. – Молния ударила всего в сотне ярдов от нас, гром раскатился следом.

Не мог он этого знать. Мы решили, что Хемингуэй возьмет пакет, когда отправится на «Пилар», – не таскать же мне их целую неделю по городу.

– А вот и нет. Они у меня в машине. Беккер тебе премию за них выплатит!

Он немного откинул голову, и я увидел его глаза. Лейтенант при всей своей хитрости и подлости умом не блистал. У него ушло четыре-пять секунд, чтобы сообразить, что с гауптштурмфюрера действительно можно содрать лишние деньги, но мне жизнь для этого не обязательно оставлять. Можно просто пристрелить меня, найти машину и забрать документы.

Он опустил револьвер чуть пониже, целясь мне в сердце.

Молния попала не в купол, а в статую Правосудия, что было еще лучше: вспышка позади меня на миг ослепила Мальдонадо, и гром сотряс мавзолей, как взрыв.

Я метнулся влево, ударившись о крышу плечом, и перекатился в сторону лейтенанта. Он выстрелил, но пуля прошла над моим правым плечом и выбила из парапета кусочек мрамора. Выстрелил еще раз, но я уже вскочил на ноги, и пуля прошла у меня между ног, оцарапав ляжку. Я швырнул в лицо Мальдонадо, тоже встававшему, две пригоршни гравия. Третья пуля пробила мочку моего уха.

Я схватился обеими руками за его правую, направил револьвер вниз и подсек ему ноги. Мы оба упали, но я позаботился оказаться сверху. Чесночный дух вышел из него, как из кузнечного меха.

Он вцепился мне в лицо ногтями левой руки. Я в ответ сломал ему правое запястье. Револьвер выпал – мой «магнум» лежал теперь ближе, чем его «кольт».