Военные новости по-прежнему не радовали. Фельдмаршал Роммель начал месяц с нового наступления на британцев в Египте. Старый испанский враг Хемингуэя генерал Франко распустил кабинет министров, установил в стране полную фашистскую диктатуру, и вся Европа погрузилась в долгую ночь. «Юнкерсы» бомбили Сталинград непрерывно, немцы стянули туда тысячи танков и сотни тысяч пехоты. Я полагал, что падение Сталинграда и всего СССР – лишь вопрос времени. В США комиссия Баруха предупреждала о «полном военном и гражданском коллапсе» из-за нехватки резины: Япония захватила все источники каучука в Южной Азии. Стало известно, что в войне на море немцы пустили на дно больше пяти миллионов тонн союзных грузов, что их подлодки топят один наш корабль каждые четыре часа и что строят они свои подлодки быстрее, чем морские и воздушные силы союзников успевают их ликвидировать. Ожидалось, что в Атлантике до конца года будет больше четырехсот вражеских субмарин.

Патрик на второй неделе сентября улетал в Нью-Милфорд, Коннектикут, – в Кентербери, католическую школу для мальчиков. Военные новости, осадок от летних событий, постоянные головные боли, скорая разлука с детьми – все это никак не могло привести Хемингуэя в хорошее настроение. Его депрессия передавалась мальчикам и друзьям, так что финка в начале сентября мало напоминала санаторий для выздоравливающих. Писатель сам, как всегда, старался приободрить всех. Сначала он устроил в Охотничьем клубе бейсбольный турнир, где лично подавал несколько иннингов, потом задумал круиз для прощания с операцией «Одинокий». Четырехдневная прогулка вдоль побережья, заход на Кайо-Конфитес, чтобы мальчики могли попрощаться с тамошним гарнизоном, и рыбалка на обратном пути.

Доктор Эррера Сотолонго не советовал мне идти в этот рейс – от волнения на море могли разойтись швы, – но я сказал, что это и моя последняя неделя и никакая сила не удержит меня на финке.

Мы вышли из Кохимара ранним воскресным утром, 6 сентября. По сходням я поднялся самостоятельно, но это так меня утомило, что пришлось тут же сесть. Хемингуэй не только настоял, чтобы я занял койку в передней каюте, но и захватил с финки мягкое кресло. Он и мальчики закрепили его в кокпите за те самые медные поручни, к которым меня приковали две недели назад. Я сидел, положив ноги на боковую скамью, без риска отъехать в сторону. Непривычно было, что за мной так ухаживают, но я стойко терпел.

Погода все четыре дня стояла прекрасная. Кроме меня и мальчиков, Хемингуэй взял на борт Вулфера, Синмора, Патчи, Роберто Эрреру, своего непременного помощника Грегорио Фуэнтеса и доктора – для пущей уверенности, что я не помру и не испорчу всем путешествие. Гест, продолжая исправлять свою летнюю оплошность, загрузил целый штабель пива и даже рундуки на корме набил банками и бутылками. Чтобы усилить ощущение праздника, Хемингуэй, Фуэнтес и Ибарлусиа целую неделю мастерили противолодочное взрывное устройство, называя его просто Бомбой. Порох с несколькими гранатами в металлическом корпусе, похожем на маленькую урну для мусора, должен был снести боевую рубку любой субмарины, подошедшей к нам на нужное расстояние. Оставался вопрос, какое расстояние считать нужным. Испытания с камнями и песком, имитирующими гранаты и порох, показали, что даже такие атлеты, как Гест и Ибарлусиа, смогут метнуть Бомбу только футов на сорок в погожий день при попутном ветре.