В крови бушует пожар – Нелла и не думала, что может испытывать такие чувства. Она выскакивает из ратуши. Бежит быстрее, чем бегала когда-либо в жизни; быстрее, чем в детстве, когда носилась с Карелом и Арабеллой по лесам и полям. Ей вслед оборачиваются люди: куда мчится эта безумная молодая женщина? Почему ее рот распахнут в крике; от какого ветра залиты слезами ее глаза?

Ну, где же она? Бургомистры еще не успели до нее добраться.

Из ратуши на улицу; вверх по Хеллигевег; поворот на Калверстрат. Быстрее, быстрее!

Ни следа.

Добравшись до дома мастера, Нелла в изнеможении останавливается.

Дверь та же самая, но на ней уже нет знака солнца. Лучи небесного светила вырублены из кирпичной кладки, девиз наполовину стерт; остался лишь кусочек надписи: «…игрушкой».

Дверь распахнута, везде налет кирпичной пыли.

Наконец – впервые – Нелла может войти внутрь. Она озирается по сторонам. В доме напротив, у торговца шерстью, все тихо. Да пусть меня хватают за вторжение в чужое жилище, пусть сажают в исправительный дом, пусть тоже утопят, думает Нелла, – я все равно войду!

Она толкает дверь и проскальзывает в небольшое помещение. Грязные поцарапанные половицы, пустые полки на голых стенах, пыль… С каким удовольствием Корнелия прошлась бы здесь с пчелиным воском и уксусом! Комната выглядит так, словно никогда и не была жилой.

Сзади еще одна комната, тоже без признаков жизни. Нелла молча поднимается по деревянной лестнице; легкие горят от бешеного бега.

На площадке второго этажа дыхание застревает у нее в горле. Здесь мастерская; вдоль всех четырех стен тянется рабочий верстак. Дальше еще одна квадратная комната; на полу пыль, окна в потеках дождя.

А на верстаке находится целый мир.

Заготовки игрушечной мебели; распиленные куски дерева: дуб, ясень, красное дерево, бук… Столики и стулья, кровати и детские колыбели, даже гроб; шкафы под одежду, рамы для картин. Здесь достаточно предметов, чтобы обставить десять, двадцать кукольных домов, чтобы снабжать их обновками как угодно долго. В вычищенном до блеска очаге, словно заморские монеты, лежат крошечные медные сковородки, кривые оловянные тарелки, подсвечники…

И куклы. Ряды игрушечных человечков – старики, девушки, священники, стража. Вот торговец сельдью, вот мальчик с повязкой на глазу… А кто это вон там, неужели Арнуд Маквреде, в фартуке, с круглым красным лицом? У некоторых еще нет голов, у других – ног; у этих не раскрашены лица, а у тех уже тщательно уложены волосы, и маленькие шляпки ладно сидят на маленьких головах.