– Нет, пастор. Не за городскими стенами. Она была здешней прихожанкой.

– В стенах города сейчас почти не хоронят.

– Это не относится к Марин Брандт.

– У меня нет здесь места. Вы слышите?

Нелла вынимает из кармана полученные от Арнуда две сотни гульденов и кладет их перед Пелликорном.

– Если вы организуете гроб, могильную плиту, тех, кто перенесет тело, место на церковном полу, я после похорон удвою эту сумму.

Пелликорн смотрит на деньги. Их принесла жена содомита, мужеложца. Женщина. Как глубоко укоренилось зло!.. Но денег так много.

– Я не могу их принять.

– Алчность есть гниль, способная погубить и добрый плод, – скорбно произносит Нелла.

– Совершенно точно. – Пастор польщен тем, что его проповедь усвоена.

– Кто лучше защитит от гнили, как не божий человек? – продолжает Нелла.

– Гниль нужно истреблять. – Пастор не отрывает глаз от денег.

– Без сомнения.

– Обездоленные и несчастные нуждаются в помощи. В пожертвованиях добрых прихожан.

– И, спасая обездоленных, добрые прихожане спасают свою душу, не так ли? – спрашивает Нелла.

Тишина.

– В восточном углу есть небольшой участок, – говорит Пелликорн. – Места хватит только для скромного надгробия.

Ну что за глупец, думает Нелла, ведь ни на шаг не ближе к Господу, чем любой другой. Интересно, сколько из четырех сотен гульденов достанется могильщикам и сколько обездоленным? Перепадет ли им хоть что-нибудь?

И Марин. Понравится ли ей в углу? Она и так провела в углу всю свою жизнь; возможно, после смерти ей было бы уютнее лежать в центральном нефе. Однако там, в нефе, по ее плите постоянно ходили бы люди. Возможно, есть горожане, которым такой финал покажется привлекательным: их никогда не забудут, станут вспоминать, за них будут молиться, – но Нелла считает, что Марин лучше в углу.

– Я не лгу, госпожа. – Пастор настойчив. – Мы переполнены. То место – лучшее, что я могу предложить.