Димитрий на какие-то секунды открыл глаза, и взгляд его, бессмысленно блуждая, остановился на Буркине:

— Ваня… А Надежда с тобою… веди ее нашей дорогой и сына тоже… Того бы я осилил… оружие…

Первое слово Димитрия подбросило Буркина со стула. Он стоял перед кроватью и в неистовом внимании слушал.

— …Оружие, — повторил Димитрий. В следующее мгновение грудь его, будто силясь набрать воздуха, поднялась и упала. И тут же на лицо Димитрия легла полная отрешенность, та отрешенность, о которой говорят одним словом — всё.

Вошла старенькая сестра. Как обычно, послушала пульс, посмотрела на Димитрия и сказала Буркину:

— Теперь ждать не надо — он уже ничего не скажет.

— А он уже сказал! Последние слова он сказал мне и моим товарищам. И я должен им передать! — И, усиленно вытирая лицо, часто моргающие глаза, он озабоченно зашагал из больницы.

Буркин знал, что́ сказать Надежде и Акиму. Он имел право объединить и те слова, которые Димитрий сказал Грешнову на лесной дороге, где был смертельно ранен, с теми словами, которые сам услышал от Димитрия в последние его секунды. В тех словах был один и тот же смысл: оружие надо носить при себе.

Эту мысль Буркин внушил товарищам от имени Димитрия Чикина. Подтверждение, что все было именно так, я, шедший вместе с ними за гробом Чикина, увидел в том, что у самого Буркина револьвер не был скрыт, как всегда, под одеждой — он висел на широком ремне, который опоясывал его дубленый полушубок. У Акима Ивановича на поясе, поверх стеганки, тоже висел револьвер, только в желтой кобуре, а не в темно-коричневой, как у Буркина.

Револьвер был и у Надежды. На белой ее шубейке особенно заметны были чистота и новизна широкого пояса и черной кобуры.

Михаил Грешнов и Андрей Костров пришли на похороны в шинелях, при шашках.

Вооруженным людям труднее заплакать: за гробом шли в суровом молчании. Катя шла вместе с терновской молодежью, с подростками впереди гроба, который везла та самая бурая лошадка, что была вместе с покойным в последней его дороге по колхозным делам. В печальном согласии звучали голоса:

Пересекали родниковую лощину в ее вершине. Приближались к подворью Насоновых. Я шел рядом с Акимом Ивановичем. Мы оба заметили: в калитке, с обнаженной головой, стоял Анисим Лаврентьевич. Когда Аким Иванович поравнялся с ним, Насонов негромко сказал:

— Аким, какая ошибка вышла. Мне бы туда отправляться, а повезли его. Он же такой молодой и такой полезный для жизни… А что я?.. Человек бездорожный.

— С кладбища зайду потолковать. Попробуем вместе найти дорогу, — сказал Аким Иванович.