Помолчали, как молчат, когда чтут память.

Катя беспокойным голосом сказала:

— Нам надо поторопиться к Костровым. Надежда с кладбища к ним ушла. Нам же с нею надо быть.

Они сразу стали собираться к Костровым. Я извинился, что должен остаться, чтобы привести в порядок мысли и кое-что записать.

Прощался со мной один Буркин:

— Ты, Михаил Захарович, сколько тут пробыл с нами?

— Почти две недели.

— Привыкли мы к тебе — будто век прожили вместе.

— Мне тоже так кажется.

Уже обнимаясь, мы выразили надежду на встречу в будущем.

Катя подала мне ключи от меловановского флигеля и от дровяного сарая, где на временном постое была стельная корова Горболыска.

— Михаил Захарович, пожалуйста, передайте…

— Кому? — удивился Аким Иванович.

— Так они ж приехали, — указала Катя на окно. — Вон он сам идет за ними. А у меня сейчас душа не лежит разговоры с ним разговаривать.

— А и в самом деле. Пошли через огород, через родниковую лощину, — предложил Аким Иванович.

— Пошли, — согласился Буркин и с порога заметил: — Михаил Захарович отдаст ему ключи и найдет, что сказать.

Они ушли, не встретившись с Меловановым. На вопрос Мелованова, где же хозяева, я, вручая ему ключи, ответил:

— Мы только похоронили Димитрия Чикина, председателя хуторского Совета. Его застрелили враги колхоза.

Мелованов поднял на меня свой мутный и нелюдимо-холодный взгляд.

— Вас, кажется… Василий Калинович? Пожалуйста, возьмите ключи: этот — от вашего дома, а этот — от нашего дровяного сарая. — Я так и сказал: «от нашего». — Там, в сарае, Горболыска.