Ни слова не говоря, старшина, взглянув на Огрызкова, указал на свободные лопаты, лежавшие в сторонке.

Огрызков, не раздумывая, кинул свою сумку под куст, взял лопату и стал делать то, что делали другие. Поручение старшины пришлось ему по душе. Только такое дело могло согреть его тоскующую душу. Только оно могло вселить уверенность, что ты занят сейчас единственно нужным делом.

Лопата охотно подчинялась ноге Огрызкова, уверенно наступавшей на нее. Подчинялась она и рукам его, умело бросавшим комья земли туда, где им положено упасть. Светлое настроение Огрызкова заметно было не только в трудовых движениях, оно отражалось и на его зарумянившихся щеках.

Старшина распорядился:

— Теперь положите слой камней.

Камни горкой лежали тут же. Их брали и укладывали сверху рыхлой земли, а затем начинали утрамбовывать тяжелыми деревянными молотами. Молотов было только два. Уставшие передавали их из рук в руки со словами:

— Теперь потрудись ты… А я немного отдохну…

Старшина не мог не заметить, что Огрызков не спешил передавать молот другому:

— Ничего… Я еще потружусь минуту-другую.

— Давай-давай, — говорил весело ефрейтор. — А то вон лоб у тебя уже блестит от пота.

— Так это ж только первый пот, а настоящий труженик должен работать до третьего…

Ефрейтор обратился к старшине:

— Товарищ старшина, где вы нашли такого труженика? Он и других заражает — заставляет работать веселей!

— Надо уметь искать, — отшутился старшина.

Овражек был почти уже забросан, когда высоко в небе послышался слитный, едва слышный, зудящий звук, похожий на то, как будто над головами закружил добрый десяток оводов.

Работа остановилась. Все прислушались. Звук делался плотнее.

Старшина сказал:

— Если бы с нами были лошади, они бы замахали хвостами и скорей наутек.

— А если бы телята тут были, они б хвосты кверху и — айда куда глаза глядят.

— Телята — эти да!