— По-другому, — согласился Огрызков и добавил: — Нам надо идти теперь врассыпную. И не идти, а прокрадаться…

— Именно так нам и надо… — подтвердил старшина и спросил: — Свистеть умеешь?

— Не хитрое дело.

— Вот так можешь?..

И Огрызков услышал коротенькие, тихие «фив-фив-фив» и в точности повторил эти «фив-фив-фив».

— В порядке, — одобрил старшина и пояснил: — Это нам нужно на непредвиденный случай.

В молчании они отирали пот с разгоряченных щек, поправляли пояса, чтобы быть собраннее для предстоящего дела.

— Надо обязательно схватить его и доставить… — размышлял старшина. — Убить его, конечно, проще. Да и сердцу дашь облегчение. Вроде ты убил того, кому не положено жить…

Огрызков, задумавшись, сказал:

— Таким и в самом деле жить не положено. Я позавчера в стороне от дороги видал, каких пакостей они натворили. Меня холодом обдало и слезой прошибло… И кто их звал сюда на такие дела?! Кто им дал право на это самое?..

— Хорошо, что мы об этом поговорили. Понял я, что и тебе сподручней бы сразу покончить с ним. И потому-то предупреждаю, что задача у нас большая: по возможности взять его живым.

— Понимаю, — сказал Огрызков. — По возможности взять живым…

И они, один отклонясь немного вправо, а другой — влево, идут и идут, стараясь не задевать кустов… Идут «по возможности взять его живым».

А он, фашистский летчик с подбитого самолета, не ждал их. Он ждал того, кто с ним вылетел сюда и не раз вылетал бомбить дорогу, по которой эвакуировали скот, овец, племенных лошадей… Они клятву дали друг другу, что будут вместе до победы, а если суждено умереть, то умрут тоже вместе, умрут, выручая один другого из смертельной беды.

Из этих соображений Альберт Тинке — так звали юного летчика с подбитого самолета, — скрывшись в кустарнике, далеко не пошел от опушки. Он спустился в неглубокую яму.

До войны на месте этой ямы кучно росли три молодых, гибких дубка. Перед самой войной их подрыли и перевезли вместе с родной землей в хутор на пришкольный двор. Там они теперь, трепеща листвой, кланяются гульливым волнам здешнего ветра. А яму, где они раньше росли-жили, волны этого же ветра сильно присыпали листьями, сорванными с кустарников.

Летчик, зарывшись в листья по самый шлем, через прогалину в кустарнике мог видеть поляну, дорогу и обломки догорающего самолета…

Альберт Тинке совсем недавно на войне. Он еще хорошо помнил шумные парады в Берлине, которые принимал сам фюрер. А на выпуске из летного училища именно им, Альберту Тинке и его другу Гансу Штольцу, Гитлер положил на плечи свои руки и сказал: