Альберт Тинке сумел повернуться к Огрызкову только корпусом, задрожавшие ноги не подчинились ему, и он, клонясь набок, потом судорожно изворачиваясь, упал на спину… Теперь, судя по его белобрысому, мальчишескому лицу, по плотно закрытым векам под желтоватыми бровями, у него пропал интерес ко всему в мире, в том числе и к тому, что его окружало на чужой земле — в кустарнике, в яме недалеко от поляны.

А в яме, ворвавшись в нее, старшина с чисто зверским озлоблением тряс за грудь Огрызкова и кричал ему, как глухому:

— Ты что, не мог его полегче?! Не мог полегче?!

— Не мог!.. Никак не мог!.. Испугался, что он застрелит тебя!.. Он даром что зеленый, а стрелок меткий! Первой же пулей угодил тебе в щеку!

У старшины полоска крови прочертила след поперек правой щеки и, застывая, повисла на бритом подбородке.

— Ты что, забыл, что мы договорились взять его живым?

— Не забыл. Я не мог в тот момент рисковать твоей жизнью. Она мне тогда была дороже всего на свете!.. И это передалось в руки и на лопату повлияло!

— Повлияло на лопату… — укоризненно заметил старшина.

И оба они замолчали.

Альберт Тинке, мертвенно бледный, с откинутой в сторону рукой, в которой сумел удержать пистолет, не подавал никаких признаков жизни.

Старшина и Огрызков уныло глядели на него и тихо разговаривали.

— Посмотрела бы на него сейчас родная мама… Горьких слез пролила бы немало, — заметил старшина.

— Да ведь как не пролить?! Сынок-то ее больше похож на неоперившегося воробья… Что нам с ним делать? — спросил Огрызков.

Старшина молчал.

Раз-другой с шорохом пробежал по верхушкам кустарника ветерок. Заскочил он и в яму. Вздыбил мягкий чуб Альберта Тинке, забросил на его мальчишеский подбородок потемневший листок берестка.

Старшина посмотрел на часы и сказал:

— Я до войны учился на юридическом. И понимаю, что судить его по суровой статье было бы неправильно. Кровавую кашу затеял не он… Закопаем его тут же… Лучшего для него мы ничего не придумаем…

И опять тот же самый ветерок зашуршал листьями на дне ямы. Тут Огрызкову показалось, что между узеньких бровей летчика появилась дрожащая складка, и он испуганно спросил:

— А может, он в шоке? Между бровей забегал «зайчик»!!!

Стали присматриваться. «Зайчика» меж бровей не увидели.