— Немцы, будьте спаяны, как металл, в единой цели: возвеличьте себя над всеми нациями мира. Поклянитесь в этом!

И они поклялись — Альберт Тинке и Ганс Штольц.

Полностью осознать, как трудно сдержать данную клятву, друзья не могли не только потому, что прошло мало времени с тех пор, как они стали летчиками-фронтовиками, но и потому, что задания у них были легкие, веселые: на большой высоте они перелетали водный рубеж (Дон) и без всяких опасений бросали бомбы на скот, на овец и лошадей… на людей, которые угоняли «движимое имущество» на восток, дальше от фронта.

Они, как немцы-наци, с каждым вылетом, с каждой бомбежкой утверждались в мысли, что надо быть только немцем, чтобы всюду и всегда побеждать.

Однако, несмотря на немецкое происхождение летчика, самолет его был сбит. Удивительно!.. Но Альберт Тинке удивлялся недолго. Наступили минуты ждать, быть уверенным, что Ганс Штольц внезапно появится на своем самолете, а он выбежит на поляну, где приземлится самолет друга. Клятва немца немцу что-нибудь да значит.

Где-то близко зашуршали шаги. Почти сплошь засыпанный листьями, Тинке заметил двух русских. Они приближались, крадучись и озираясь. Шли не рядом — их разделяли десять — двенадцать шагов, но держались они одного направления и должны обойти яму один справа, а другой — слева. Альберт Тинке думал только об этих двух русских: «А ведь они могут заметить меня?»

И хоть он был чистокровным немцем, и хоть его наставники убеждали, что этого достаточно, чтобы не струсить в любых обстоятельствах, Альберт Тинке вдруг задрожал всем телом. Свою дрожь он не только чувствовал, но и видел: правая рука его и зажатый в ней пистолет танцевали с вихлянием и мелкими подскоками. Он понимал, что военный русский с револьвером на поясе был для него главной опасностью. Вон он и револьвер вынул из кобуры… А вот уже поравнялся с ямой и прилег, спрятавшись за кустом.

У Альберта Тинке, может, и не хватило бы смелости первым выстрелить. Возможно, он совсем не стрелял бы в старшину. Но над поляной знакомо, обещающе загремел самолет.

Альберт Тинке радостно крикнул:

— Ганс, я тут прикончу одного русского — и к самолету! — Он вскочил, рванулся вперед и стал стрелять туда, где за ненадежным укрытием куста лежал старшина.

Альберт Тинке в радостном возбуждении забыл про другого русского, что был с лопатой и подкрался к яме с другой стороны. Он не видел, как этот русский, спрыгнув в яму, оказался у него за спиной и лопата этого русского обрушилась ему на голову. Шлем слетел с него и с мягким шорохом упал на сухие листья.