— А я ведь мог убить его?.. Повезло, — добродушно проговорил Огрызков.

— Кому повезло? Ему или тебе? — усмехнулся старшина.

— Думаю, что обоим повезло: и он теперь дождется дня — повстречается с родной маманей. И мне не носить на сердце лишнего гнета…

— Тогда считай, что и мне повезло… Твоя лопата выручила меня из самой лихой беды. Обернись дело иначе — старшина Иван Токин сейчас беседовал бы не с тобой, а с праотцами… А ведь я даже не знаю, как тебя называть?..

Огрызков смущенно ответил:

— Я — Огрызков… Тит Ефимович…

Старшина задумался:

— Мне так мало сейчас знать, что ты Тит Ефимович Огрызков. Душа просит большого разговора. Ты согласен с этим?

— А чего же не согласиться с тем, что и моя душа просит. Только ведь нам, старшина Иван Токин, надо спешить к Напалкову.

— Да, сейчас не время для душевных разговоров.

И они прибавили шагу.

* * *

Работа над запрудой овражка была закончена. Старшина горячо поблагодарил троих штатских за труд на оборону. По его приказанию ефрейтор Напалков выдал всем троим сухой паек. Шоферу прибывшей грузовой машины старшина сказал, указывая на троих:

— Им всем на восток. У них свои тяжкие беды, а мы их задержали… Подбросишь их на сотню километров. Напалков тоже с тобой поедет. На дальних участках заберете оставленный инструмент. А что дальше, Напалков в курсе. — Иван Токин повернулся к отъезжающим, спросил у сивобородого, еще не очень старого человека: — Ты внуков на переправе через Дон потерял?.. Только, пожалуйста, без слез. Глаза жалей. Тоски и тумана в них много.

— Двоих ребятишек потерял, — сдерживая слезы, ответил тот. — И подумать только: старшему внуку — семь, а меньшему — всего-навсего два с половиной годика… «Они» ж как начали свои проклятые бомбы кидать на людей, на мост. Народ прямо закипел, волнами стал бросаться то туда, то в обратную сторону… Как там было не потерять?!

— И ты там же потерял свою старуху? — спросил старшина того, кто в мирные дни, судя по всему, брился через день, а теперь на его щеках золотистая колючка бороды.

— Да там же, там! Стыдно признаться… Сорок годов прожили в мире и согласии, а тут вот на — потерял. Веселые посмеиваются. Говорят: «Бабку надо было крепко за хвост держать, такого не случилось бы»… Смех и грех! — И он сам усмехнулся, вытирая слезы.

— Крепкий человек. Своему горю научился сквозь слезы усмехаться, — прошептал старшина Огрызкову.

Огрызков так же шепотом ответил:

— Мне приходилось похожее переживать. После этого рассудок прояснялся. Видней становилось, что главное, к чему надо устремляться.