Но он не хочет останавливаться:

— …И то, что Умнов надел набекрень материну шляпу и очень доволен ролью клоуна…

— Костя, ты можешь о другом?

— Не могу о другом!

— Все выслушаю, что скажешь… Продолжай.

Молчу и слушаю.

— Отец, сколько раз в жизни ты говорил мне: «Костя, не разваливайся в кресле! В нем удобно отдохнуть усталому… А ты еще ничего сегодня не сделал… Соберись, — говорил ты, — не привлекай к себе незаслуженного внимания!..» Ты не раз напоминал мне, что лучшие люди никогда не жили развалясь. Только присмотревшись к Умновым и к матери, я по-настоящему понял смысл твоего совета… От чего они отдыхают? И почему все делают напоказ, ни с кем не считаясь?.. Может, они затем и черные очки нацепили, может, так удобней ни с кем не считаться?.. День-то был пасмурный, глаз не раздражал…

И Костя, задумавшись, замолчал.

— Я понял, что ты обвиняешь меня в непоследовательности. Ты хочешь, чтобы я сейчас же отошел дальше от Умнова и от матери?..

— Да, и от матери, — подчеркнул Костя, — раз она потеряла вкус к настоящей жизни, к настоящим людям. Она сблизилась с тем, кто может написать так: «Он побывал в галерее выдающихся деятелей революции и с удовольствием рассматривал их скульптуры…» Это ж из его рукописи. Ты тогда прочитал мне и сказал: «Костя, у этого автора и большое и малое помещается на вкусовых сосочках…» Папа, ты помнишь это? Чего же ты молчишь?

— Твои слова как иглы, как степной буран. Но ты продолжай! Ты высказал то, что я собирался сказать тебе сегодня! — стыдясь поднять взгляд, говорю я сыну.

Но он вдруг замолчал и затем с хорошей усмешкой заметил:

— Так чего же мне продолжать, если ты и сам все решил правильно. Конечно, ты решил это с большим опозданием, но ведь и я, папа, только сегодня заговорил с тобой… Понимаешь, я все думал, что поведение матери уже не может отразиться ни на мне, ни на тебе, а сегодня там, у Проворного родника, я понял, что может отразиться, да еще как! Боль за тебя и за себя вошла вот сюда, — указал он на грудь. — Если ты не размежуешься с ней, с ними, то я вправе буду думать, что ты только наставлять умеешь… Но все выяснилось к лучшему. Теперь могу спешить.

Он стал на корточки и что-то начал искать на полках книжного шкафа, где у него были сложены ноты.

— Нашел! — воскликнул он и торопливо посмотрел на часы. — Кое-что мне в этой партитуре не ясно, а хочется, чтобы наш духовой сыграл настоящую классику. Побегу-ка к Илье Петровичу за консультацией. А ты, папа, не обижайся — сказал, что думал…

Он поцеловал меня в щеку и со словами: «Илья Петрович предупреждал, что ему удобно принять меня в шесть часов» — надел фуражку и быстро вышел.