Но и тут опасный поворот. А что, если Мама запоет, как Анаркали[188]: «Раз пришла любовь, чего бояться?»

Или они все ждут приказа сверху, что делать с пешками? И пока ждут приказа изничтожить нас, изничтожаются сами? Пальни из «калашникова» – и дело с концом.

И кто-то пальнул. Врезавшись в закрытую дверь, Наваз Бхаи выскакивает во двор так, как будто это им пальнули из ружья.

Трепеща от страха, Дочь стоит в углу. Ворона взлетает и садится на стену.

– Поздравляю! – клокочет Наваз Бхаи. – Большой господин едет с вами встретиться. Тот самый, с кем вы хотели встретиться. Он все поймет. Считайте, уже приказали вас выпустить.

Дочь подбегает к нему.

– Наваз Бхаи, пусть сейчас отпустят. Дайте свой телефон. Я позвоню вам, когда мы будем в своей стране. – Изо рта у нее вырывается непроизвольное бульканье.

– Боже упаси! – Наваз Бхаи соединяет ладони. – Ни в коем случае не делайте этого, прошу. Молите Бога о том, чтобы к нашим народам вернулись здравый смысл и божественное провидение, пусть придет мудрость, и мы свободно будем ездить туда-сюда. Иначе тысячи людей вот так бессмысленно будут пропадать в тюрьмах. С обеих сторон. Мой дядя уже семнадцать лет там. – Из его глаза скатывается слеза.

По нежным щекам убийц – тоже. Дочь глушит всхлипывания в своей накидке.

Мамины руки вымазаны в земле. Она медленно встает. Встала. Потом медленно поворачивается, как вращающаяся кукла. Из глаза Наваза Бхаи скатилась слеза. По нежным щекам убийц – тоже.

– Почему так происходит? Почему это произошло с нами? Почему мы не смогли встретиться? – спрашивает она у Коувы, подняв глаза от земли. Его глаза – горящие искры. – Где ты был? – спрашивает она печально. – Поддался и испугался?

– Кар-кар, – отвечает Коува. Или «да-да».

Или «Ма-ма».

22

Устроили офис. Но для кого: чиновника Али Анвара или Мамы – с первого взгляда было неясно. Стул и стол. За ним сидит специальный чиновник при исполнении Али Анвар.

В маленьком дворе позади него, скрестив руки, стоит Наваз Бхаи, четверо невинных убийц, тот, что с птицей вместо рта, бородатые ребята, одетые в темные цвета с «Калашниковыми» в руках, прилетевший с минарета на стену Коува, а в соседнем углу сидит на стуле Дочь и выглядывает из-под своей накидки. С другой стороны стола – тоже стул, но он слегка отодвинут. Пустой. Потому что Мама склонилась над своими растениями.

Она стояла и, как кукла, поворачивалась ко всем, вращаясь вокруг своей оси. Медленно. Она посмотрела в глаза новоприбывшему чиновнику, а он тут же опустил их. Мама подбросила вверх пригоршню земли и объявила, как если бы пальнула из ружья: