Я беру на руки Эша, который удивленно переводит взгляд с Джесс на меня и обратно. Что-то произошло, и он это чувствует. Я встаю; комната ходит ходуном.

– С тобой все хорошо? – спрашивает Джесс.

Вдохнув поглубже, я крепко прижимаю к себе Эша обеими руками.

– Вроде да.

Мы беззвучно спускаемся в носках по лестнице – мимо вышивки с изображением поваленных ураганом деревьев, мимо выцветшего аэрофотоснимка нашей первой фермы – и выходим на задний двор.

Затем садимся бок о бок на серую тиковую скамейку, и Джесс нашаривает в кармане своей джинсовой куртки пачку сигарет, но передумывает.

– Можешь закурить, – говорю я.

– Нет, только не возле ребенка.

Я расстилаю на скамейке между нами свой джемпер и усаживаю на него Эша. Ну скажи хоть что-нибудь, Джесс!

Наконец она начинает говорить; это похоже на прилив, пробивший стену песочного замка и медленно заполняющий крепостной ров, пока все не оказывается под водой.

– Я всегда хотела тебе рассказать, с самого твоего рождения.

– Так почему не рассказала?

– Потому что иначе мне бы не позволили тебя оставить.

Узнав, что Джесс беременна, мама сильно расстроилась. Она думала, что все теперь пойдет прахом – отличные оценки, место в престижном университете. Для папы это вообще стало настоящей трагедией, страшнее которой нельзя и вообразить: предательство, стыд, косые взгляды окружающих на растущий живот его дочери.

– Он хотел, чтобы ты сделала аборт? – слышу я собственный голос, удивляясь, что еще способна произносить хоть какие-то слова.

– Нет, Бог сохранил тебе жизнь, – отвечает Джесс.

И я понимаю, что она имеет в виду: родители всегда исправно ходили в церковь. Нельзя же в одно воскресенье благочинно слушать проповедь, а в другое – везти дочь на аборт.

– Отдать ребенка на усыновление – вот что он хотел, – продолжает Джесс. – А когда я отказалась, мама заявила, что они продадут ферму и переедут из деревни, где все их знали, и воспитают тебя как собственную дочь. Папа согласился – что ему еще оставалось? Он боялся, что иначе мама от него уйдет. Так они и сделали.

– А имя мне придумала ты?

– Да, только это мне и позволили.