Однако любовь – это все же нечто иное, чем ответственность за собственного ребенка, что является истинной сутью родительства. Любой отец, любая мать, столкнувшись с выбором, предпочли бы нарушить долг перед другом, а не перед ребенком. Дай Бог, чтобы он вернулся невредимым, иначе болезнь сына будет казаться предопределенностью, ведь именно она удержала меня от поездки.

255

Поддерживать, даже если сам испытываешь страх. Делать предположения, когда сам столь же растерян, предлагать конкретные шаги, потому что уже само их обсуждение помогает. И сразу же начинать действовать, если он не отвергает твою идею. Не мириться ни с чем и постоянно подчеркивать, что полезно изменить то, что легко поддается изменениям, даже если это лишь внешние обстоятельства. Например, одиночество – его не должно быть, оно лишь усугубляет ситуацию, поэтому не успокаиваешься, пока он не начинает снова встречаться с людьми. Строить планы на будущее, еще лучше – сразу записываться, покупать билеты, бронировать поездки – куда угодно и без страховки на случай отмены. «Разве ты не хотел записаться в теннисный клуб?» Главное – вселять уверенность не только в том, что его любят, он это и так знает, но и в том, что он снова сможет бегать, смеяться и спать, как раньше. Да, на все сто процентов. Слушать, сопереживать, но не соглашаться с его выводами. Подбадривать снова и снова, каждые несколько минут, пока один из доводов не успокоит – хотя бы на несколько минут, а может, даже на остаток вечера. Теперь, когда он почти выздоровел, он впервые осознает, насколько болен был, и это пугает его.

– Ничто больше не будет, как раньше, – говорит он.

Какой ответ приходит тебе на ум?

Недавно я наткнулась на одну мудрую максиму Петера Альтенберга, которую он предложил агностикам, но которая может подойти и верующему, памятующему о загробной жизни: «Воспринимай свою жизнь не более серьезно, чем пьесу Шекспира! Но и не менее серьезно!» Но что, если у тебя есть ребенок? Здесь даже максима Альтенберга рушится. Когда дело касается собственного ребенка, все становится серьезным! Жизнь становится серьезнее всех когда-либо написанных букв; серьезнее собственной болезни, собственной любви или собственной смерти. Когда дело касается ребенка, уже нельзя делать вид, будто жизнь – это просто театральная пьеса или прелюдия к более подлинному существованию. Если с собственным ребенком что-то случится, даже самый благочестивый может потерять веру, которая раньше помогала ему стойко переносить любые беды. Только несчастье с ребенком способно привести к тому, что верующий перестанет понимать Создателя, у которого, согласно вере, тоже есть дети.