«Я был жалким и ничтожным трусом, – вспоминает Низон 24 января 2000 года, – не было никого, кого бы я мог позвать на помощь. Я был совершенно один, один в Париже. Я чувствовал, как распадаюсь, как протекающий сосуд, возможно, это была самая настоящая депрессия. В этом состоянии все, особенно будущее, казалось угрожающим. Смогу ли я собраться с силами и выбраться из этой ловушки? Или это конец, и впереди меня ждут либо безумие и лечебница, либо бродяжничество?» Оба исхода казались возможными. Но в конечном итоге решение в пользу любви подтолкнуло его к созданию лучших произведений, написанных уже после этого парижского отчаяния. «Я в хороших отношениях со всеми своими детьми», – подчеркивает Низон, как будто после прочитанного я могла подумать иначе. «Я не та Одиль из книги», – говорит Одиль, заметив мое удивление тому, что она действительно существует и все еще рядом.

322

Сильнее всего вы скучаете по родителям по воскресеньям. Раньше эти воскресные встречи часто сопровождались недовольством и спорами: одна из сестер хотела прийти к часу, другая – к двум, а третья могла только вечером, потому что у нее были планы, или же мужья хотели в воскресенье отдохнуть, провести этот день со своей семьей, наедине с женой. Старшие внуки и вовсе считали, что у них есть дела поважнее, чем каждую неделю навещать бабушку и дедушку. Тем не менее, несмотря на все эти разногласия, вы все же собирались по воскресеньям, пусть и ненадолго. Не вся семья была в сборе, однако те, кто находился в Кёльне, все равно приходили.

Кто-то приходил к часу и злился, что остальные придут только к двум, и в итоге все собирались к половине третьего. Разговоры за столом становились настолько громкими, что иногда вы едва могли расслышать друг друга, даже если кто-то отсутствовал. Или все проходило очень быстро: одни только приходили, когда другие уже собирались уходить. Мать почти все время проводила на кухне, ее почти не было видно, и, когда она наконец садилась, все говорили по-немецки слишком быстро, и если она жаловалась, что ничего не понимает, то беседа затихала, что ее тоже расстраивало. Отец даже не пытался участвовать в разговорах, а ждал момента, чтобы начать один из своих длинных монологов, которые мать прерывала, специально выходя из кухни: «Детям такое совсем неинтересно!»

После того как вся еда была съедена – слишком быстро, – часто возникали споры из-за того, что вы ставили посуду в посудомоечную машину. «У меня ведь нет никаких дел!» – возмущалась мать. И вскоре после этого вы уже уходили; некоторые не оставались даже на чай, который отец начинал заваривать еще до того, как вы заканчивали есть. Было много причин жаловаться на эти воскресенья, когда они еще были.