319

Отец и друзья звонят, чтобы узнать, как у меня дела, или заходят, если оказываются неподалеку. Можно подумать, я больна или немощна! Только сейчас я начинаю осознавать, сколько усилий они прилагают из-за своей заботы. Они чувствуют себя обязанными, как и я, когда отправляю сообщение матери, чья дочь проходит лечение в психиатрической больнице, или когда навещаю отца. Видимо, я кажусь не такой стойкой, как мне представлялось, и теперь, когда мой сын поправился, я сама стала объектом заботы, пусть и легкой, временной. Одна из подруг интересуется моим самочувствием каждые три дня – я уже заметила закономерность (возможно, она установила напоминание на телефоне), другая – раз в неделю, иногда чаще, иногда – реже. Кто-то спрашивает о моем самочувствии при случайной встрече, а кто-то может забыть об этом вопросе на весь вечер. Я внимательно отслеживаю, кто и как часто проявляет заботу, а кто нет, хотя, возможно, из-за моей сдержанности частота этих вопросов уменьшается. Матери молодой молящейся я пишу одно сообщение в неделю – это все, на что хватает моих сил, хотя у ее дочери сложный случай и тревога этой матери будет длиться долго. На вчерашнее сообщение она еще не ответила. Наверное, следует написать еще одно.

320

В третьей книге Овидий обращается к женщинам, и становится ясно: две тысячи лет назад любили так же, как и сейчас, с теми же уловками, которые каждый влюбленный раскусил бы, не будь он ослеплен. Классика жанра: будь холодной и отстраненной, даже жестокой.

Мужьям надоедают законные жены – они уже завоеваны, они всегда рядом, ими «слишком легко обладать».

Даже сам Овидий признает, что чем грубее его отвергают, тем сильнее его желание – как просто и банально.

Овидий насквозь видит эту примитивную механику любви, в которой нет ничего божественного, и все же понимает, что, несмотря на ее предсказуемость и простоту, он никогда не сможет в совершенстве овладеть ее искусством.

И в конце концов он тоже приходит к практическим изощрениям, как в «Камасутре» или «Благоухающем саду», только без их глубинного смысла. И возможно, в любви действительно нет ничего большего – человек лишь еще одно животное.

Вот лежишь на боку, частично приподнявшись, а мужчина проникает в тебя под углом в сорок пять градусов – неужели это действительно высшее достижение любовного искусства? Если внимательно изучить строение мужских и женских половых органов и задуматься над их способностью одновременно приносить удовлетворение обоим, становится ясно, что такая система не работает и давно была бы списана со счетов. 15 сентября 1958 года Жюльен Грин пишет: «Церковь разумно утверждает, что сладострастие не является истинной целью супружеского единения». Хосе Лесама Лима мог бы возразить, хотя и был глубоко верующим католиком. Акробатика, описанная им в скандальной восьмой главе Paradiso, вызывает зависть, возможно, даже возбуждение – но возможна ли она физически?