Зима
Зима
357
Последний день после восьмидесяти лет, тридцать из которых я провела рядом с ней. Прощание пронизано меланхолией, но не грустью, ведь пожилая дама, которая стала слишком старой для того, чтобы стоять за прилавком, не обязана разбирать полки, утилизировать посудные щетки или продавать кассу на «Ибэй», чтобы место заняли парикмахерская, магазин мобильных телефонов или, что еще хуже, букмекерская контора. Все, что ей нужно сделать, – это передать ключи и получить за это даже больше, чем она заработала бы за пять лет. Ресторатор, который тоже был ее клиентом, выкупил магазин вместе с его содержимым. Что бы он ни задумал, он явно не собирается изгонять дух старушки, который витал здесь на протяжении поколений – вместе с ее родителями и бабушкой с дедушкой. Однако продолжать бизнес не получится – через улицу в «Коди» те же самые щетки вдвое дешевле. Станет ли этот магазин декорацией для фильма, или его обстановка, сохранившаяся с довоенных времен, превратится в фон для очередного модного заведения? Так или иначе, хозяйственный магазин на нашей улице теперь будет существовать лишь для развлечения, как тематические отели в Португалии, – это высшая слава после смерти, подобная мумификации.
358
В детстве я никак не могла понять, как накануне Рождества вообще могут ездить машины. Я стояла на холме, где мы жили, и смотрела вниз на главную дорогу, и это было почти мистикой – так же необъяснимо, как само Рождество, – что кто-то мог быть в пути в такой момент. Если они отправлялись на праздник или возвращались домой – это еще можно было понять, но целый вечер и в таком количестве? А врачи и полицейские, которые должны были работать в этот день, казались самыми несчастными людьми на свете. В этом году я бы с радостью поменялась с ними местами.
* * *
Вернувшись домой, я с радостью обнаруживаю, что по третьему каналу показывают Лорио. Однако мой сын считает его шутки дурацкими. Дурацкими? Это тонкий юмор, возмущаюсь я, хотя он, конечно, просто не жил в ту эпоху, когда шутки Лорио были действительно смешными – это было время до Гельмута Коля, когда все было четко упорядочено, и этот порядок мог в любой момент с грохотом разрушиться. Тогда поезда ходили по расписанию, матери сидели дома, иностранцы были гастарбайтерами, геи оставались невидимыми, домоуправы внушали страх, обед был ровно в полдень, а среди соседей обязательно находился бывший блокфюрер.
Мы переключаем канал и натыкаемся на Лорела и Харди, и я уверена, что мы с сыном посмеемся, как в старые добрые времена мы с сестрами смеялись с нашими родителями, а они – со своими родителями в Иране. Этот юмор не требует контекста пояснений и будет понятен даже через тысячи лет. Просто смотри. Но снова я единственная, кто смеется, фыркает и громко хохочет, пока сын терпеливо ждет, думая, что я переключу канал, и наконец говорит: