«Элишева».

Я молюсь, обращаясь по имени, данному ей матерью.

«Элишева».

Имя, услышав которое она повернет накрытую накидкой голову. Прядет ли она? Мелет зерно для хлеба? Молится? Пробует пальцами спелый инжир? Ходит одна? Отбрасывает ли резкое солнце пустыни ее тень на пыль? Тревожится ли она за судьбу сына?

Я задерживаю на ней взгляд. Ощущение, что она уделила мне внимание, приносит растерянность, неловкость. Что она увидит в той женщине, какой я стала? В девчонке, какой была? Убежище, которое я здесь искала? Убегая от матери в ярости, горящей в руках, проклиная мужа и его бесконечные предательства, питая отвращение к человеку, который опустился на колени рядом со мной, стал отцом моего сына. Часы, проведенные в молчании за синьорой Оттолини, перебирающей четки после покаяния. Какие грехи были у старой вдовы? Я часто слушала длинные проповеди, пытаясь угадать. Когда она скончалась, наступило отчаянное опустошение. Мы больше молчали, чем разговаривали, и я не была готова к тревожной пустоте, оставшейся после нее.

– Ксиамара, – сообщила она, когда я спросила ее об имени, которым ее не называли с детства. Имя, данное матерью и измененное на другое – Марта, чтобы защитить от тех, кто хотел изгнать евреев из Флоренции.

Ступенька к алтарю передо мной пуста.

У меня разрывается сердце. Я знаю, что должна рассказать сыну. Рассказать, чей он сын, фамилию, имя отца.

Я повторяю короткую записку из сосуда Бьянки как пожелание, хотя это оплакивание.

Абдиэль, сын Иакова Старшего и Сары.

Я снова смотрю на картину.

В церкви холодно, под ногами твердый камень. Я набрасываю на плечи яркую золотисто-желтую шаль Лючии. От тишины после прекратившихся взрывов и стрельбы становится жутко.

Затем слышится взрыв, от которого дрожит земля. Я представляю, что стены нашего города рушатся, как Иерихон.

Я беру Лючио за руку и сжимаю. Руки как у отца.

Как там говорила однажды Лючия, есть два вида правды? Та, которую ты знаешь, и та, которую говоришь? Зия Лючия на самом деле не тетя. Зия Лючия, пролившая свет на тень. Лючия, которая бросила тень на свет, чья ложь разбила мне сердце и чья правда привела мне Бьянку. Кто принес мне этот миг мрака, туман оправданий, правду о том, что сделанное со мной менее позволительно, чем мой поступок.

– Лючио, пожалуйста, помни, что ты меня любишь, когда я кое-что тебе расскажу.

Лючио, сын Эудженио и Антонии.

Я говорю, он слушает. У него прекрасные глаза, светло-карие. Цвет, который художники видят как борьбу между светом и тенью. Но не у моего сына. Здесь цвет блестящего ума. Он впитывает мои слова, сохраняя спокойствие. А когда я заканчиваю, мы замолкаем.