– Не могу отделаться от ощущения, что мы с Мариотто, возможно, ссорились бы как отец с сыном, – говорит он. – Зио Джи любить легко. И он любит в ответ. А теперь я скажу тебе кое-что важное.

Он берет меня за руку.

– Одна мать стоит тысячи учителей.

От его слов у меня перехватывает дыхание. Не из-за легкости понимания, которую они раскрывают, – они показывают его молодым человеком. Он уже не ребенок, которого я всегда хочу держать под своим крылом. Чего бы стоило отказать ему в его яростной преданности Флоренции?

Я вникаю в каждую черточку его лица, его выражение. Запоминаю этот драгоценный миг. Он отворачивается и смотрит на стеклянный сосуд в руке.

– Помнишь, ты мне говорила: «Нельзя узнать, что внутри, и сохранить целым»? – спрашивает он.

Я киваю.

Он поднимается, и я думаю, что оставит меня одну в церкви.

Вместо этого он поднимается на верхнюю ступеньку алтаря. Вытягивает руку, крепко держа пальцами стеклянный сосуд.

– Может быть, теперь мы больше найдем, чем потеряем.

Раздаются раскаты взрыва, на пол падает гвоздь, картина на стене сдвигается набок. Лючио поднимает руку выше.

– То, чего тебе не расскажут венецианцы, выясним сами.

Еще одно затишье между взрывами.

Он открывает кулак.

Черное ночное небо с мигающими звездами летит по воздуху.

Звук ударившегося о плитку стекла. Война обнажает тайны. Скрученный комочек ткани, кусочки мерцающих кристаллов отлетают от осколков.

Глава 30. Эйн-Керем, 6 год н.э.

Глава 30. Эйн-Керем, 6 год н.э.

– Они хотят знать состав: как получается, что белый блестит сквозь черный, – говорит торговец Акила. – Не просто получить сосуд.

Он возвращает сосуд с ночным небом, который я довела до совершенства.