Предварительный анализ положения в чилийской секции III Интернационала накануне и после переворота Ибаньеса привел Вильямса к ряду выводов, немедленно направленных им для рассмотрения высшими инстанциями Коминтерна. Непосредственной перспективой для Чили он видел обострение экономического кризиса, попытки правительства диктатуры переложить его на плечи трудящихся масс и, «как неизбежное следствие — желание классовой борьбы, полный крах фашистской демагогии, усиление влияния компартии, — единственной реальной силы, ведущей борьбу с диктатурой круп. буржуазии и иностр. капитала, сосредоточения в ее руках полит. руководства борьбой масс [подчеркнуто в документе] против фашистской диктатуры капитала» [1102]. В этих условиях перспективой могла, по его мнению, стать
Как отмечает О. Ульянова, определение политического феномена ибаньизма и выработка позиции по отношению к этому периоду политической жизни Чили оказались нелегкой задачей для лидеров коммунистического движения как в самой стране, так и в Коминтерне. Антиолигархический пафос и социальный дискурс выступлений молодых офицеров в 1920-гг. первоначально воспринимались коммунистами с определенными симпатиями и ожиданиями, а первые их оценки таких военных движений были достаточно амбивалентными. Первое упоминание имени К. Ибаньеса появляется в документах Коминтерна в 1925 г. в связи с первыми попытками переворотов, осуществлявшимися молодыми офицерами, без какого-либо негативного контекста. В 1925–1927 гг. III Интернационал отмечал значение «мелкой буржуазии» в правительстве и предостерегал по поводу «фашистской опасности» в соответствии с тогдашним коминтерновским определением фашизма как «движения мелкой буржуазии». Однако не исключался и ее «революционный потенциал», страна представлялась стоящей перед выбором «фашизм или революция». Революционная альтернатива, естественно, увязывалась со способностью компартии использовать ситуацию и возглавить движение, но фашистская альтернатива не связывалась с какими-либо конкретными именами[1103].