За первым шагом последовали другие. Каждая сторона стремилась поставить под свои знамена как можно большее число членов ЦК и активистов партии или хотя бы имитировать поддержку ими своих действий и лозунгов. И те, и другие оппоненты проводили официальные и неофициальные встречи, на которые первоначально звали и противников. Но каждый раз проведение таких мероприятий сопровождалось не только и не столько выяснением отношений по сути разногласий, сколько попыткой выяснить, почему были приглашены одни функционеры и не приглашены другие. Главным было обеспечить количественное превосходство над противником. В ЦК КПА перевеса в итоге удалось добиться группе Гиольди — Ромо. Когда противостояние сделалось необратимым, начали активно действовать партийные группы, отстаивающие разные позиции и защищающие разных вождей, они обратились за поддержкой в Москву. Именно за поддержкой, а не за арбитражем, чем бы это ни камуфлировалось. Дальнейшее развитие событий показало: обе стороны не желали компромисса. С самого начала речь шла о стремлении добиться поражения противника, а не о поиске взаимоприемлемого выхода из кризиса, в значительной мере искусственного.

В Москве наличие разногласий в аргентинской секции Коминтерна и сложностей в деятельности ЮАСКИ вызвало шок. После благостных сообщений Пенелона о результативной работе Секретариата и первоначальной информации Вильямса, не усмотревшего наличия кризисных явлений ни в КПА, ни в региональной структуре Коминтерна, известия о конфликте произвели эффект разорвавшейся бомбы. Даже противоречия Ансельми и Пенелона по профсоюзному вопросу сочли рутинными, легко разрешимыми, особенно после незамедлительного вмешательства из Москвы. Почти полное отсутствие подробной информации в начале кризиса[1166], а затем поток противоречивых сообщений, поступавших из Буэнос-Айреса, не давали возможности московским кураторам южноамериканского коммунистического движения прийти к объективным выводам о сути и причинах внутрипартийной борьбы[1167]. И, может быть, поэтому первоначальная реакция была страусиной, что отражает стремление руководства III Интернационала уйти от принятия решений или хотя бы отсрочить его с тайной мыслью о том, что ситуация сама собой разрешится. В Латинском секретариате ИККИ считали (и достаточно справедливо), что в основе разногласий лежат личные амбиции и противоречия, делали из этого вывод о возможности простых путей для сдерживания страстей и были уверены в мировом соглашении оппонентов. Исходя из этих предпосылок Эмбер-Дро и Кодовилья по телеграфу приказали прекратить дискуссию[1168].