Не видя из-за отсутствия финансовых средств возможности обеспечить устойчивое большинство в ЦК и пополнить его партийными работниками из провинций («содержать их партия не может»), Вильямс считал, что избежать кризиса и превращения верхушечной борьбы групп во фракционную борьбу во всей партии можно только с помощью ИККИ, ликвидировав политические разногласия на съезде[1174]. Для этого, с его точки зрения, следовало обсудить спорные вопросы в Москве, зафиксировать их, так же как политическую линию и задачи партии в открытом письме ИККИ, обращенном к КПА, с тем чтобы на партийном съезде ликвидировать разногласия и укрепить ЦК и его связь с провинциальными парторганизациями. Вильямс убедительно просил разрешить ему приехать в Москву для решения аргентинского и других «весьма существенных южноамериканских вопросов», считая необходимым после года работы в Латинской Америке при плохой связи сделать личный доклад руководству, непосредственно участвовать в обсуждении курируемых им проблем, в особенности «когда положение создается нелегкое»[1175]. Секретарь ЦК КПА Ромо также настойчиво просил ИККИ разрешить приезд в Москву Р. Гиольди для участия в обсуждении сложившейся ситуации [1176].

Доводы Вильямса не убедили руководителей Латинского секретариата. ЦК КПА (Ромо) и группа Пенелона получили указание немедленно выслать подробные доклады о профсоюзном вопросе и вопросе о войне. Эмбер-Дро и Кодовилья вновь категорически потребовали прекратить любые дискуссии до получения решения из Москвы, запретив кому бы то ни было уезжать из Аргентины в Москву для обсуждения вопроса об оппозиции[1177]. Представителю же Коминтерна была дана довольно странная рекомендация: «Если Вильямс хочет вернуться в Москву по другим причинам, нежели чем те, о которых сообщено в телеграмме, пусть он действует в соответствии со своими желаниями»[1178]. Это решение, принятое по вопросу, являвшемуся «очень серьезным», эмиссар III Интернационала расценил как ошибочное. Считая невозможным объяснения почтой, он настаивает на разрешении вернуться в Москву для «участия в принятии решений», подчеркивая необходимость такой поездки для «будущей работы»[1179].

Вильямс явно рассчитывал на продолжение своей миссии в Южной Америке и хотел абсолютной ясности в отношении кризиса в ЮАСКИ и КПА, да и в своем положении. Для него было совершенно неприемлемым обсуждение в Москве южноамериканских вопросов заочно, без участия представителя Коминтерна, уполномоченного высшей иерархией всемирной компартии на контроль за деятельностью континентального коммунистического движения. Столь же очевидно явное нежелание Кодовильи, готовившего все телеграммы, направлявшиеся в этот критический момент в Буэнос-Айрес, видеть русского коммуниста в Москве при разборе кризиса. Удержать же в Аргентине неподотчетного Латинскому секретариату Вильямса помимо его воли Кодовилья не мог, поэтому разрешение приехать было столь двусмысленным.