В самой Аргентине не допустить углубления противоречий пыталась центристская группировка во главе с членами ЦК КПА О. Гиольди и И. Мальо Лопесом, усматривавшими в противостоянии обеих групп борьбу за единоличное руководство. Однако конфликтующие стороны отвергли любые попытки примирения, свысока оценивая позиции центристов. Р. Гиольди счел «несомненной глупостью» высказывание Мальо Лопеса об «отсутствии солидарности с Пенелоном» как причине кризиса, патетически вопрошая: что это «непонимание или слепое обожание»?[1191] Скептически отнесся к попытке посредничества и Пенелон, не веривший в возможности О. Гиольди создать «новую тенденцию». Правда, лидер «меньшинства» снисходительно выразил надежду, что она не будет «тенденцией тех, кто занимается скандальными махинациями для удовлетворения малопонятных интересов, ставя партию в опасность и дискредитируя ее в глазах Интернационала, это не будет и тенденцией тех, кто, как я (и два-три человека еще), не собирались допустить, чтобы так игрались с тем, что стоило такого труда организовать»[1192].
Центристы, не будучи лично заинтересованными в исходе борьбы за власть в партии, лучше «большинства» и «меньшинства» видели опасности, подстерегавшие КПА при углублении разногласий. Сразу после отъезда Р. Гиольди в Москву конфликт стал расширяться и затронул уже рядовых коммунистов, которые до этого времени почти не информировались своими руководителями о содержании разногласий и позициях сторон. Мальо Лопес и О. Гиольди сообщили Кодовилье об «удивлении» партийных масс, которые могут «отреагировать насилием под давлением Пенелона», предупредив о возможности борьбы с жертвами среди активистов. Одним из путей избежать «невосполнимого вреда» центристы видели в вызове Пенелона в Москву[1193]. Понимая, что обе группировки может остановить только авторитетное мнение, и ясно осознавая отсутствие у них самих достаточного влияния, центристы потребовали от Москвы немедленных рекомендаций о мерах, которые они должны предпринять для предотвращения столкновения с опорой на поддержку высших структур Коминтерна[1194].
В начале октября Пенелон пригрозил «пронунсиаменто» в партии, если «большинство» не откажется от своих позиций. Через месяц «государственный переворот» превратился в реальность, тщательно подготовленный по всем законом жанра, так привычного для Латинской Америки. Даже его объявление заранее вполне вписывалось в привычный сценарий — и о военных переворотах, и об их главных вождях в «банановых республиках» зачастую знали задолго до их осуществления. О своих намерениях «коммунистические путчисты» предварительно известили даже Коминтерн. В телеграмме Кодовилье «меньшинство», констатировав невозможность прийти к компромиссу, провозгласило свою решимость не работать с большинством ЦК, которое «фальсифицирует документы и саботирует резолюции, принятые ими самими же, которое прячет документы Интернационала и направляет лживую телеграфную информацию, представляя ее как резолюции Центрального Комитета». «Мы не можем допустить, чтобы четыре интригана и карьериста изображали из себя партию и разрушили этим результат десяти лет работы по ее развитию», — телеграфировал Пенелон, видевший единственно возможным решением немедленное исключение своих антагонистов из КПА. Коминтерну предъявлялся ультиматум: «Мы ставим перед партией вопрос об исключении „большинства или нас“»[1195]. И только теперь, впервые за все время кризиса, секретарь ЮАСКИ заявил о необходимости в интересах партии его поездки в Москву.