Эта оценка несколько сужала критерии форм зависимости, сформулированные В. И. Лениным: а) финансово и политически самостоятельные страны; б) финансово несамостоятельные, но политически самостоятельные страны; в) полуколонии; г) колонии и политически зависимые страны, а также возможности определить принадлежность латиноамериканских стран к той или иной категории [1382]. Страны Латинской Америки вождь большевиков относил к группам «б» и «г». В работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» Ленин отмечал, что для эпохи империализма типичны «не только две основные группы стран: владеющие колониями и колонии, но и разнообразные формы зависимых стран, политически формально самостоятельных, на деле же опутанных сетями финансовой и дипломатической зависимости. Одну из форм — полуколонии — мы уже указали раньше. Образцом другой является, например, Аргентина». Важно отметить, что и Ленин, и Сталин относили латиноамериканские страны (во всяком случае — Мексику и Аргентину) к особой форме зависимости, отличавшейся от полуколониальной[1383].
Опытный аппаратчик О. Куусинен, прислушавшись к сталинскому совету о сокращении текста проекта документа, счел за благо не детализировать этот вопрос. В докладе на конгрессе он отметил сложность задачи подразделения колоний и полуколоний на различные типы, наличие различных критериев и выразил надежду на то, что дальнейшее обсуждение проекта позволит «еще лучше развить это подразделение», не предложив при этом никакой основы для дискуссии [1384].
Замечания Сталина к тезисам базировались на разработанном Бухариным при его участии проекте программы III Интернационала[1385], в который соавторы внедрили идею «троякого деления стран: на страны высокого капитализма, страны средне-капиталистические и страны колониальные и полуколониальные», объявив это деление типовым[1386]. Такой взгляд объяснялся приобретением коммунистическим движением «мирового размаха», диктующего необходимость решить круг конкретных задач, раньше не ставившихся перед Коминтерном, в том числе колониальный вопрос, который приобрел после II конгресса многообразие, имеющее «существеннейшее и первоклассное значение для нашей политической практики».
По оценке Бухарина, речь шла о переходе Коминтерна из состояния «потенциально» интернационального движения к положению действительного «громадного раздвижения рамок нашей деятельности», идейному и организационному проникновению коммунизма «в такие уголки земного шара, которые поистине были „в нетях“ в предыдущий период развития»[1387]. Регионом, заслуживающим самого пристального внимания, где III Интернационал начал по-настоящему закрепляться и «где растет спрос на коммунистическую пропаганду и коммунистическое руководство», Бухарин назвал Южную Америку «огромным и важным „уголком“ земного шара». Он оценил «укрепление коммунизма» в таких странах, как Бразилия, Аргентина, Перу, Чили, Эквадор как «крупнейшее приобретение, особенно в свете грядущих боев, которые развернутым фронтом поведет такое могучее капиталистическое государство, как Северо-Американские Соединенные Штаты, против сил революции».[1388] С точки зрения авторов проекта программы, рост международного коммунистического движения, и не в последнюю очередь — за счет Латинской Америки, заставил их «чрезвычайно усилить, подчеркнуть мировой мотив, сделать его лейтмотивом, основной осью всего программного построения» [выделено в документе. —