Заключение августовского договора для московской стороны имело еще одно значение гарантии участия королевского войска в борьбе против самозваного «царя Дмитрия», продолжавшего стоять под Москвою. У Лжедмитрия II и его гетмана Яна Сапеги еще оставалось представление, что с ними могут считаться как с серьезной политической силой. Более того, «царик», чувствуя свой последний шанс и поддержку «царицы» Марины Мнишек, находившейся с ним в Николо-Угрешском монастыре под Москвою, несколько раз угрожал столице штурмом, а также отчаянно стремился получить хотя бы нейтралитет королевской стороны. Чего только не пообещал Лжедмитрий II королю Сигизмунду III в этот момент: еще десять лет выплачивать Речи Посполитой громадные суммы в 300000 рублей и 10000 рублей «королю на стол». Самое «сладкое» блюдо, предлагавшееся королю Сигизмунду III — помощь в борьбе за овладение престолом в Швеции. Но король Сигизмунд III, державший уже почти в руках, как ему казалось, московскую корону, не прельстился на вечный мир с самозванцем и с своей бывшей подданной Мариной Мнишек, продолжавшей считать себя московской Императрицей[548]. Более того, король послал из-под Смоленска похвальную грамоту боярину князю Федору Ивановичу Мстиславскому, где прямо писал, что царик — это самозванец: «А колужского б есте вора на государство не принимали, потому что вам про него ведомо, что он вор, а не Дмитрей»[549].

В срыве попытки штурма Москвы войсками Лжедмитрия II 2 (12) августа 1610 года сыграл роль случай. Русские отряды, служившие после Клушинской битвы и сдачи позиций под Можайском под началом гетмана Станислава Жолкевского, ударили на совершавшее ночной маневр войско Дмитрия. Сотни под командованием Ивана Салтыкова и Григория Валуева, действовавшие на свой страх и риск, расстроили планы «царика» разделить войско, перейти на Троицкую дорогу и ударить с тыла на тот участок обороны, откуда в Москве меньше всего могли ждать нападения, в то время как полк Иосифа Будилы, остававшийся с самозванцем, должен был отвлечь внимание на себя у Серпуховских ворот. Отсюда произошел перелом в переговорах с гетманом Станиславом Жолкевским, ибо одна сторона сочла его «виновником» своего поражения, а другая — победы. В текст договора, заключенного с гетманом Станиславом Жолкевским дополнительно попали статьи о совместной борьбе с «вором» и о том, чтобы «Яна Сапегу с польскими и литовскими людьми от того вора отвести». Марине Мнишек было запрещено называться «государынею московскою», гетман должен был отвезти ее назад в Польшу[550].