Вошел доктор Маколифф.

Я что-то пробормотала ему сквозь зубы.

Он попытался найти отсутствующий пульс. Поднял правое веко Брайди и посветил фонариком – убедиться, что зрачок не сужается.

Тот факт, что Брайди не была оформлена как положено, заставил его взвиться.

– Вы хотите сказать, что она не была пациенткой больницы?

– Она проработала здесь три дня. Без устали. Задаром.

Наверное, я это сказала таким тоном, что доктор Маколифф прикусил язык. В графе «Причина смерти» он написал: «Инфлюэнца».

Потом он ушел, а я продолжила заниматься Брайди.

Я не обработала еще несколько участков ее тела. Готовя ее к погребению, я словно главу за главой читала ужасающую книгу. Когда я сняла с нее второй чулок, то заметила, что палец на ее ноге растет под странным углом: не вправленный старый перелом. Вокруг грудной клетки, от спины, змеился уродливый красный рубец; в конце концов он зажил, как заживает любая рана. Я нагнулась и поцеловала шрам.

Мэри О’Рахилли попросила дрожащим голосом:

– Сестра Пауэр, а можно я уйду домой? Здесь так…

В ней проснулся инстинкт самосохранения, желание схватить ребенка и убежать. Я ответила, не повернув головы:

– Еще несколько дней, миссис О’Рахилли.

Я нашла накрахмаленную ночную рубашку, чтобы надеть на Брайди. Вытянула ей ноги, сложила руки на груди и сцепила пальцы.

Пришли Гройн и О’Шей с носилками, которые положили на пустую кровать в центре.

Я не могла смотреть, как они перекладывали Брайди на носилки. Просто не могла смотреть.

Потом взяла чистую простыню и накрыла ее.

Гройн положил мне руку на плечо, отчего я вздрогнула.

– Мы о ней позаботимся, сестра Пауэр.

Когда они вышли, в палате вновь повисла тишина.