– Вот уж кого мне не жаль! – сказал фон Корен. – Если бы этот милый мужчина тонул, то я бы еще палкой подтолкнул: тони, братец, тони… ‹…› Лаевский безусловно вреден и так же опасен для общества, как холерная микроба, – продолжал фон Корен. – Утопить его – заслуга[1251].

– Вот уж кого мне не жаль! – сказал фон Корен. – Если бы этот милый мужчина тонул, то я бы еще палкой подтолкнул: тони, братец, тони… ‹…› Лаевский безусловно вреден и так же опасен для общества, как холерная микроба, – продолжал фон Корен. – Утопить его – заслуга[1251].

Между фон Кореном и Самойленко разгорается продолжительный спор, в ходе которого фон Корен дает Лаевскому уже цитированную патологизирующую оценку. Зоолог произносит длинную речь об извращенной природе Лаевского и о праве цивилизованного общества оградить себя от столь опасного человека, представляющего собой не что иное, как «‹…› очень самолюбивое, низкое и гнусное животное»[1252], причем в случае необходимости можно применить силу[1253]. Самойленко, «‹…› человек смирный, безгранично добрый, благодушный и обязательный»[1254], то и дело перебивает фон Корена возгласами ужаса[1255], ссылаясь на любовь к ближнему[1256] и не соглашаясь с утверждением о ненормальности Лаевского[1257].

Евгенические фантазии фон Корена об уничтожении врага и ответные реплики Самойленко не просто указывают на расово-гигиенические, «социал-дарвинистские» последствия, вытекающие из дискурса о вырождении того времени, и на их необходимость, подразумеваемую в трудах Г. Спенсера или М. Нордау: обстоятельства, нередко подчеркиваемые в литературоведении с целью доказать, что в лице фон Корена Чехов дискредитирует ложную научную позицию[1258]. Скорее можно утверждать, что здесь инсценируется противостояние двух вышеописанных линий аргументации, развиваемых Дарвином в «Происхождении человека» применительно к обращению со слабыми, «негодными» и «неполноценными» в условиях цивилизации. Противоречивые взгляды английского ученого Чехов распределяет между двумя персонажами, фон Кореном и Самойленко, подчас цитирующими Дарвина почти дословно. Эта цитатность особенно заметна в конце первого спора в четвертой главе повести, в уже упомянутой сцене за обедом. По мнению фон Корена, Лаевский «вреден и опасен», так как «‹…› имеет успех у женщин и таким образом угрожает иметь потомство, то есть подарить миру дюжину Лаевских, таких же хилых и извращенных, как он сам»[1259]. Таким образом, фон Корен воспроизводит дарвиновский довод, согласно которому «‹…› беспечные, безнравственные и часто порочные члены общества размножаются быстрее, чем осмотрительные и вообще добродетельные члены его»[1260]. Вывод фон Корена гласит: