Когда после смерти Ленина Троцкий возвестил о «фонаре ленинизма», призванном озарить коллективную дорогу в будущее, он вряд ли ожидал, что другие престолонаследники превосходно обойдутся без его помощи. Очень скоро фонарь у него отобрали Зиновьев, Каменев (еще при жизни Ленина монополизировавший издание его сочинений) — и Сталин. Сразу после XII съезда генсек начинает гораздо активнее оперировать ленинскими цитатами, например в статье «Печать как коллективный организатор» (май 1923 года). Но свою роль как главного интерпретатора и хранителя ленинизма он начал неустанно навязывать партийной массе с 1924 года, когда опубликовал свод лекций «Об основах ленинизма». Джилас охарактеризовал эту книгу как «примитивизацию, но и одновременное установление догмы — подобно тому как „Анти-Дюринг“ Энгельса по отношению к произведениям Маркса был догматической систематизацией»[407]. Брошюра, продемонстрировавшая дидактические способности Сталина, была его несомненной удачей. Успех этих ясных и четких «лекций» отмечает и Волкогонов, говоря, что «их широко использовали агитпропы для ликвидации политического невежества населения»[408].

На XIV съезде, говоря о Ленине как о кузнеце и создателе партии (со своим обычным разнобоем в метафорах: «Не из такого материала она склеена и не таким человеком она выкована, чтобы переродиться»), Сталин превозносит новое Священное Писание большевизма, призывая партийную массу разделить свой начетнический экстаз:

Это такое счастье, что нам удалось выпустить несколько изданий сочинений Ленина. Теперь люди читают, учатся и начинают понимать. Не только руководители, но и середняки в партии начинают понимать, и им уже палец в рот не клади.

Это такое счастье, что нам удалось выпустить несколько изданий сочинений Ленина. Теперь люди читают, учатся и начинают понимать. Не только руководители, но и середняки в партии начинают понимать, и им уже палец в рот не клади.

«Счастье» ленинские публикации принесут первым делом самому Сталину, который, впрочем, тщательно следит, чтобы в них не проникли те или иные материалы вроде «завещания» («Письмо к съезду»), могущие омрачить эту радость. Завещание же он предпочитает трактовать символически: то очень узко («политическим завещанием» Ленина он называет его статьи «О кооперации» и «О нашей революции»), то чересчур расширительно — как в своей знаменитой клятве: «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам укреплять всеми силами союз рабочих и крестьян» и т. д., включая завет «расширять союз трудящихся всего мира». Заслуживает интереса прямое совпадение сталинской присяги с только что прозвучавшими тогда формулами Преображенского: «Он завещал нам, всемерно охраняя союз с нашим крестьянством в период мирной передышки, держать союз с угнетенными народами <…> Мы должны сделать все человеческое и сверхчеловеческое, чтобы выполнить духовное завещание Ленина»; в заключение Преображенский говорит о единодушной клятве всей партии крепить свое единство[409].