Тогда парламент (9 марта) принял постановление о приостановке всяких переговоров до выполнения двором своих обязательств по поставкам продовольствия. Рюэльская конференция вновь оказалась под угрозой срыва, теперь уже по инициативе парламента; утром 10 марта парижские депутаты единогласно решили прервать переговоры.

Столкнувшемуся со стойкостью парижан двору пришлось отступать, считаясь с опасностью испанского вторжения. 10 марта парижской делегации было впервые предложено представить свой проект мирного соглашения, и притом обещано, что этот проект ляжет в основу обсуждения. Формально у Моле уже не было полномочий продолжать конференцию, но он не стал из-за этого пренебрегать возможностью примирения. В тот же день проект был вручен Гастону Орлеанскому[740].

Парижане держались как победители. Они требовали, чтобы исполнялись все постановления парламента, принятые после 6 января (а антипарламентские постановления правительства за то же время, естественно, отменялись). Однако к решению об изгнании Мазарини это не относилось, и вообще имя кардинала не было упомянуто. «Осколком» этого требования остался пункт, в котором предлагалось просить королеву издать декларацию, запрещающую иностранцам участвовать в управлении государством, «если только этого не требуют важные интересы королевской службы». После такой подсказки стало ясно, что умеренные лидеры парламента согласны оставить у власти Мазарини. В проекте, естественно, говорилось о полной амнистии всех защищавших Париж принцев и генералов, оговаривались интересы союзников (просьбы об отмене «семестров» в Руанском и Эксском парламентах). Парламентарии уже раньше дали согласие не проводить общих собраний в течение 1649 г.; они по-прежнему связывали это согласие со строгим соблюдением двором октябрьской декларации 1648 г.

И марта в Рюэле состоялся последний, решительный тур переговоров. Трижды Гастон (очевидно, по настоянию королевы) требовал включить в договор особенно важные для регентши пункты о высылке 25 советников парламента и о том, чтобы депутации парижской ратуши и мятежных генералов прибыли в Сен-Жермен просить у короля прощения за то, что они подняли против него оружие — и трижды Моле, отвечая решительным «нет», требовал паспорта для возвращения в Париж.

Наконец, унизительные пункты были сняты, и был принят принцип общей амнистии. Рюэльский договор[741] был основан на принципах взаимных уступок, хотя и с некоторым «креном» в пользу двора. Обе стороны отменяли все свои враждебные постановления, парламентская армия подлежала роспуску, королевская — отводу из окрестностей Парижа. Бастилия и Арсенал со всеми вооружениями возвращались королевским властям; жители Парижа разоружались и впредь могли вооружаться только по приказу короля. Парижский парламент обещал не проводить общих политических собраний в 1649 г., причем выполнение этого обещания уже не связывалось напрямую с соблюдением октябрьской декларации 1648 г.; согласились с тем, что будет достаточно, если король заявит в преамбуле договора о своем желании соблюдать эту декларацию. Итак, Париж отстоял основное «конституционное завоевание» прошлого года.