Но этим дело не ограничилось. Толпа стала ломиться в двери парламента, требуя, чтобы народу был выдан экземпляр Рюэльского договора для публичного сожжения поставленной там подписи Мазарини рукой палача. Их еле удалось убедить, что это невозможно: вместе с кардинальской сгорят и подписи Гастона и Конде. Тогда оказалось, что у толпы есть свой вожак, некий Дюбуаль, адвокат при Шатле — один из немногих лидеров тогдашнего парижского плебейства, о котором нам хоть что-то известно. Судя по всему, он представлял собой тот тип адвоката-демагога, который еще покажет себя через полтораста лет, в годы Революции. Сам будучи бедным человеком, он сумел прослыть защитником бедняков; возглавляемый им отряд состоял из 1000–1200 жителей бедняцких и студенческих предместий Левого берега (Сен-Жак и Сен-Марсо), большинство было вооружено пистолетами и кинжалами[743]. По предложению Новиона «адвоката бедняков» пригласили в зал заседания, и тот, заявив, что говорит от имени 50 тыс. человек, потребовал, чтобы парламент либо сам аннулировал подпись Мазарини, либо поручил депутатам в обязательном порядке добиться в Рюэле ее снятия. Это второе предложение было принято.

Бурное заседание 13 марта завершилось бегством большинства парламентариев через черный ход и гордым шествием сквозь толпу храброго меньшинства во главе с Моле и Мемом, охраняемыми лично Гонди и Бофором.

В Сен-Жермене зорко следили за событиями. Вечером того же дня было составлено королевское письмо на имя Моле: монарх отказывался от каких-либо переговоров, пока парламент не ратифицирует в целом уже подписанное соглашение.

В подтверждение серьезности королевской позиции на некоторых пунктах был перекрыт подвоз в Париж продовольствия.

Решающие парламентские баталии состоялись 15 марта. На этот раз сторонники мира хорошо подготовились к схватке. Ратуша приказала ряду полковников городской милиции выслать самые надежные роты на охрану Дворца Правосудия. Правда, далеко не все они сочувствовали примирению с ненавистным Мазарини, но во всяком случае можно было рассчитывать, что такого вторжения «черни» в здание парламента, как два дня назад, они не допустят, — и его действительно не допустили.

Напрасно Буйон и Бофор утверждали, что мир не нужен, что еще немного усилить парижскую армию — и она сама пробьет проходы для снабжения столицы продовольствием. При этом они тут же жаловались на задержки в снабжении армии деньгами и припасами, на что Моле отвечал, что парижане больше ничего не хотят платить на войну.

Страстную речь произнес Гонди, призвавший договор не утверждать и просить королеву «дать мир, достойный ее доброты и справедливости», а если даже придется пасть в бою — то «одни лишь низкие и трусливые души неспособны на это решиться»[744].