И если австрийское правительство в своих отношениях с австрийскими партиями, включая и австрийскую социал-демократию, действовало не иначе, как надевая лайковые перчатки, то в неавстрийских областях свирепствовал террор, который, правда, был меньшим, чем проводившийся в течение этой войны в Германии, но был близок к нему. Если в Австрии первые годы почти не было случаев вынесения смертных приговоров, за исключением приговора по известному делу Фридриха Адлера и еще одного смертного приговора, вынесенного представителю австрийских левых, то в Чехии и Моравии в течение нескольких лет многие тысячи людей только на основании подозрений были без всякого суда интернированы. Часто достаточно было одного подозрения или доноса, чтобы попасть в разряд «подозрительных». Число смертных приговоров в отношении чехов и словаков достигало, по чешским данным, 5 000. В других местах их было еще больше: если в Чехии и Моравии военное власти все же действовали, считаясь в какой-то степени с общественным мнением, которое сдерживало их в известной мере, то «на окраинах» — в Галиции, Буковине, в сербских и хорватских областях монархии военные власти делали все, что им заблагорассудится. В Галиции и Буковине часто достаточно было одного подозрения в сотрудничестве с русскими или даже в наличии прорусских симпатий, для того чтобы пострадали целые семьи. Об этом свидетельствуют фотографии, получившие широкое распространение во время войны, на которых засняты императорско-королевские офицеры с папиросами в зубах рядом с виселицами, на которых качаются женщины и дети. Православные священники подозревались в том, что они «русские шпионы», и священников убивали сотнями. Депутат польской социалистической партии Дашинский заявил в 1918 г. в рейхсрате, что число казненных только в Галиции достигает 30 тыс. человек. В других областях жители целых деревень сгонялись со своих мест, а деревни сжигались, десятки тысяч славянских, румынских и итальянских политических деятелей, представителей интеллигенции и рабочих были отправлены в концентрационные лагери в Венгрии и Штирии.

Самое ужасное, быть может, заключалось в том, что австрийские партии, включая и социал-демократическую партию, не предприняли никаких серьезных попыток сдержать распоясавшуюся военщину и потребовать прекращения убийств. Об этих делах или молчали, или смущенно поговаривали втихомолку и удовлетворялись робкими протестами, остававшимися лишь на бумаге. Ни разу не было сделано даже попыток действительно призвать австрийских рабочих на борьбу с террором. Даже когда член парламентской социал-демократической фракции итальянец Баттисти по обвинению в измене был приговорен военным судом к повешению, то и тогда руководство австрийской социал-демократической партии не выступило с решительным протестом.