Разделенный условно на четыре группы (научное сословие, технологическое, административное, культурологическое), класс научных деятелей, владеющий не собственностью, а знанием, весьма разнороден как по характеру деятельности, так и по принадлежности к определенным социальным группам, в которых формируются его социальные, т.е. отличные от научных, интересы.

Например, научное сословие осуществляет фундаментальные исследования и озабочено главным образом поиском путей защиты условий их проведения, свободных от политического и любого другого внешнего влияния. Технократы (экономисты, инженеры, физики) ограничены политикой общественноэкономических структур, к которым они принадлежат. Управленческие слои заняты руководством предприятиями, и их интересы обусловлены эгоистическими интересами своей организации, в связи с чем они могут входить в конфликт с любой другой социальной группой. Культурное сословие – представители искусств и религиозные деятели – выражают себя в символизме. Увлечение понятийным символизмом приводит к их конфронтации с технократами и управленцами. «Таким образом, – пишет Белл, – в постиндустриальном обществе все больше обнаруживает себя отрыв от социальной структуры, который неизбежно влияет на взаимосвязи и даже затрагивает корпоративное сознание четырех профессиональных сословий»[424].

Отсутствие «классового» или «сословного» – в старом понимании этого термина – интереса неизбежно порождает естественный вопрос: что объединяет «людей науки», которые должны составить политическую элиту нового общества и распространить повсеместно новые способы управления («научное сословие – его форма и содержание – является монадой, содержащей в себе прообраз будущего общества, наука сама стала политической системой с определенными центрами мнений и своими представителями»)?[425] В чьих интересах осуществляют они свою деятельность?

Отвечая на эти вопросы, Белл утверждает, что научное сообщество представляет собой уникальное явление человеческой цивилизации. «У него нет идеологии, так как у него нет набора постулируемых догм, но у него есть нравственные устои, которые предопределяют неписаные правила поведения. Это не Церковь, где элемент веры базируется на догме и уходит в таинство, однако вера, страсть и таинство присутствуют, хотя они направлены на поиск объективных знаний, предназначение которых состоит в том, чтобы проверять и ниспровергать старые верования»[426].

Научное сообщество знает свою иерархию и имеет свою систему привилегий, однако в основании их лежит не возрастной ценз, наследственность или другие случайные факторы, а сами научные результаты и их влияние на научное сообщество. Объединяет представителей науки высокая моральная приверженность своему делу и добровольное подчинение себя своему сообществу, при условии, что совесть индивида не подчинена какимлибо писаным и неписаным законам и всегда остается свободной. Возникает как бы самостоятельное социальное объединение, наподобие древнегреческого полиса, где свободные лица объединены общей целью поиска истины[427].