Народный суверенитет и общая воля, говорит он, не являются чемто изначально данным, но проявляются только в условиях дискурса – процесса образования мнений, который сам по себе основан на многообразии интересов и в рамках которого формируется «консенсус большинства»[447]. Решение «большинства» может приниматься только таким образом, что его содержание считается рационально мотивированным итогом дискуссии всех членов общества и представляет собой условное одобрение «меньшинством» той практики, которая направляется волей большинства граждан. В этом случае «меньшинству» не нужно отказываться от своих убеждений и интересов – в связи с чем, по его мнению, угроза подавления общей волей воли отдельного лица упраздняется, – но необходимо отказаться от практической реализации своего мнения и убеждения до тех пор, пока не удастся скорректировать ситуацию к своей выгоде, убедить всех остальных в правильности своей точки зрения[448].

Предвосхищая возможные упреки в том, что подобная позиция позволяет в скором времени выделиться «общественному авангарду» – группе лиц, которая благодаря своему общественному положению или интеллекту, по существу, предопределяет результаты консенсуса, Хабермас указывает один действенный способ избавления от подобной угрозы демократии и перерождения ее в олигархию – максимальную демократизацию всех процессов формирования мнений и воли населения[449].

«Рассредоточенный до предела суверенитет воплощается уже не в головах ассоциированных членов, – подводит итог Хабермас, — а… в тех бессубъектных формах коммуникаций, которые таким образом управляют потоком дискурсивного образования мнений и воли, что их отнюдь не бесспорные результаты, в которых возможны ошибки, так или иначе улавливают направленность самого практического разума. Ставший бессубъектным и анонимным, растворившийся в интерсубъектности народный суверенитет возвращается назад в демократических процедурах и в весьма важных коммуникативных предпосылках их осуществления… Коммуникативная власть собирает совокупность доводов, с которыми власть административная, правда, может обращаться инструментально. Но, будучи облеченной в правовые формы, административная власть вряд ли осмелится игнорировать эти доводы»[450].

В результате, считает Хабермас, мы имеем идею демократического правового государства, которая становится проектом, а одновременно результатом и ускоряющим катализатором «рационализации жизненного мира, выходящей далеко за пределы политической сферы», и одновременно – политической культурой формирования общего консенсуса людей, привыкших к политической свободе и убежденных в своих идеалах[451].